Книжный развал Ирина Василькова «Это дело уже кружевное — характер пера. <...> » Поэт — лишь одна из ипостасей Евгения Клюева, далеко не всеми признанная. <...> Клюев — ученый, лингвист, давно живущий в Дании — обитатель двух речевых стихий, много чего о разных языках ведающий. <...> Клюев в этом смысле совсем не современен — он идет за звуком («Да нет, никуда я никем не зван — я просто иду на звон…»). <...> Музыка эта далеко не проста, и главное впечатление от поэтики Клюева — упоение процессом. <...> Инструмент Клюева — это его родной язык, сохранивший память и традицию, и оттого кажущийся отчасти старомодным. <...> Виртуозное владение ритмами, размерами, изощренной строфикой, узнаваемые отзвуки и отголоски (то длинная строка Юрия Левитанского, то ритмические повторы Юнны Мориц, то блаженная многоречивость Беллы Ахмадулиной, то кажущаяся простота Булата Окуджавы… — шлейф поэзии семидесятых, несомненно, но это далеко не главное). <...> Согласовательные аномалии, полисемантика, сознательная ломка языковых структур (вполне экспериментален в этом смысле цикл «На языке пираха», имитирующий речь племени, у которого нет понятий числа и времени, да и много чего другого). <...> Включение в текст самых разных культурных клише свойственно постмодернизму. <...> Автор вроде бы тащит в стихи лоскутья, обрывки, «прихотливейшей формы обрезки», схватывая, сшивая все на живую нитку, но этот «пэчворк» «к лицу» лирическому герою, он ему «по фигуре» и удерживается от расползания усилием его поэтической воли и фантазии. <...> А при чем тут на шляпе карман и на галстуке вытачки, на душе два веселых помпона, а в горле аршин — без меня разбирайтесь, портные классической выучки, я-то храбрый портняжка, и как уж пошил — так пошил. <...> 232 Современная поэзия, несмотря на кажущийся «разброд», требует от автора если не нормативности, то некоего этикета, а его-то «ненормативный» Клюев и нарушает на каждом шагу. <...> Актуальным минимализмом, лаконизмом и «голой поэтикой» здесь и не пахнет <...>