Четыре дня прошло с тех пор, как он повстречался с ней у лавки старьевщика. <...> Такие происшествия были обычным делом в Отделе Беллетристики. <...> Он вернулся в кабинку, сел, ловко сунул записку в груду бумаг, лежавших на столе, надел очки и придвинул диктограф. <...> Он не знал, почему Полиция Мысли избрала такой способ, чтобы передать ему свое распоряжение, но, очевидно, у нее были на то свои соображения. <...> Сердце билось, и он с трудом сдерживал дрожание голоса, бормоча свои цифры в диктограф. <...> Он рассчитывал хоть немножко посидеть один во время обеденного перерыва, но, как назло, слабоумный Парсонс плюхнулся рядом и принялся без умолку говорить о подготовке к Неделе Ненависти. <...> С особенны* энтузиазмом Парсонс рассказывал о том. как отряд Юных Шпионов, к которому принадлежала его дочка, готовит к Неделе Ненависти двухметровый макет головы Старшего Брата из папьемаше. <...> Только один раз мельком он увидел девушку, сидевшую с двумя другими в дальнем конце комнаты. <...> Встретиться, пожалуй, было бы нетрудно, если бы девушка работала в Отделе Документации, но он едва представлял, где находится Отдел Беллетристики, и у наго не было никакого повода пойти туда. <...> Если он сумеет поймать ее sa столом одну где-нибудь посередине комнаты, подальше от телескрина и если в помещении в этот момент будет достаточно шумно. — если все это продлится, скажем, секунд тридцать, — можно будет перекинуться несколькими словами. <...> Оставалось метра три, как вдруг чей-то голос позади позвал: «Смит! <...> Когда Уинстон повернулся от стойки с подносом в руках, он увидел, что человечек идет 'прямо к девушке. <...> С заледеневшим сердцем Уинстон шел за ним. <...> Уинстон был на Площади Победы раньше назначенного врамени. <...> Скоро он оказался на таком расстоянии от девушки, что мог дотянуться до нее рукою, но дальше путь загораживали громадного 'роста прол и такая же громадная женщина, вероятно, жена этого гиганта. <...> Конечно, телескринов в деревне не было, но всегда следовало остерегаться <...>