В. Г. Белинский
Метеор, на 1845 год...
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 7. Статьи, рецензии и заметки, декабрь 1843 -- август 1845.
Редактор тома Г. А. Соловьев. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примечания Ю. С.
Сорокина.
М., "Художественная литература", 1981.
OCR Бычков М. Н.
МЕТЕОР, НА 1845 ГОД. Санкт-Петербург. В тип. Штаба Отдельного корпуса внутренней
стражи. В 8-ю д. л. 175 стр.
Не пугайтесь этого метеора: он не страшен. Мы даже думаем, что вы и не заметили бы его
появления на горизонте современной русской литературы, если б мы не заговорили о нем с вами. Этот
"Метеор" -- невинный сборник разных стишков, из которых иные, право, недурны, хотя и не отличаются
особенными красотами поэзии. Времена переходчивы! Подобно альманахам, стихи были в большой моде,
и появись эта книжка в свое время, то есть лет двадцать или уж по крайней мере лет пятнадцать назад,-она
наделала бы большого шума, журналы и хвалили и бранили бы ее, спорили бы из-за нее друг с
другом, как будто из-за дела; публика покупала и читала бы ее. Ничего этого теперь не будет с нею. Ей
нечего опасаться и брани; ее не тронут даже по лености; читать же ее советуем всем -- на сон грядущий: в
этом отношении действие "Метеора" ни с чем не сравнимо; мы испытали это на самих себе и даже среди
белого дня. Признаемся, это обстоятельство заставило нас порадоваться за успех русской литературы.
Наша стихотворная поэзия по справедливости может гордиться созданиями истинно изящными, именами
истинно гениальными; нельзя сказать, чтоб она бедна была и талантами. Она совершила цикл полный и
законченный,-- так что теперь уже нет возможности доставать славу невинными стишками, как бы они
хороши ни были. Таланта для этого мало: нужна гениальность, а если и талант, то соединенный с
большим умом, с сильною натурою. Быть поэтом теперь значит -- мыслить поэтическими образами, а не
щебетать по-птичьи мелодическими звуками. Чтоб быть поэтом, нужно не мелочное желание выказаться,
не грезы праздношатающейся фантазии, не выписные чувства, не нарядная печаль: нужно могучее
сочувствие с вопросами современной действительности. Поэзия, которой корни находятся в прихотях,
скорбях или радостях самолюбивой личности, носящейся, как курица с яйцом, с своими прекрасными
чувствами, до которых никому нет дела,-- такая поэзия, вместо внимания, заслуживает презрение. Всякая
поэзия, которой корни не в современной действительности, всякая поэзия, которая не бросает света на
действительность, объясняя ее,-- есть дело от безделья, невинное, но пустое препровождение времени,
игра в куклы и бирюльки, занятие пустых людей... Давно уже утвердилось мнение, и существует до сих
пор, что поэт -- пустой человек, неспособный ни к какому делу. Это мнение варварски ложно, когда оно
прилагается к поэтам или гениальным, или проявившим в своих творениях положительный, никакому
сомнению не подлежащий талант,-- талант, запечатленный оригинальностью идеи, самобытностью
формы. Пусть такой поэт и действительно неспособен ни к какому другому делу: он имеет на это полное
право, потому что способен к своему делу, для которого годятся не все, но один из ста тысяч, если не из
мильона людей. Это мнение страшно истинно, когда оно прилагается к тем поэтам, у которых, вместо
таланта, есть только способность к поэзии; которых сочинения, как говорится, только что недурны и
которые, став выше бездарности, все-таки не дошли до таланта. Такие поэты -- самые жалкие люди в
мире, и, конечно, всякий водовоз, всякий дворник на лестнице общественной иерархии есть почтенное
существо в сравнении с этими пискливыми и крикливыми воробьями царства поэзии, потому что водовоз
и дворник полезны и необходимы для общества. Совершенно бездарный поэт лучше маленьких
талантиков: на него по крайней мере можно смотреть, как на больного или помешанного, и он редко
заносится и зазнается, не балуемый мелочными успехами. Но маленькие талантики -- несносные люди,
раздражительные, мелочные, самолюбивые, заносчивые. Они не знают, как и оцепить себя; их
чувствованьица, их фантазийки, их мыслишки кажутся им великими открытиями. Они и не догадываются,
что все это у них краденое, то есть вычитанное, или, как превосходно выразил это Лермонтов, "пленной
мысли раздраженье"1. Они уверены, что только одни они и чувствуют, и мыслят, и страдают,-- и потому
нещадно бранят толпу, которая предпочитает свои домашние заботы и личные выгоды их хорошеньким
стишкам. К делу они неспособны ни к какому, потому что самолюбивы, надуты, тщеславны, все, кроме
стишков, считают ниже себя, не хотят ничему учиться, ни на что посмотреть со вниманием. Они -
Стр.1