Вяземский П. А. Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с
Васильевского острова: Вместо предисловия <к "Бахчисарайскому фонтану"> // Пушкин в прижизненной
критике, 1820-1827 / Пушкинская комиссия Российской академии наук; Государственный пушкинский
театральный центр в Санкт-Петербурге. - СПб: Государственный пушкинский театральный центр, 1996. -
С. 152-156.
http://next.feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vpk/vpk-152-.htm
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ
Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова
Вместо предисловия <к "Бахчисарайскому фонтану">
Кл. Правда ли, что молодой Пушкин печатает новую, третью поэму, то есть поэму по
романтическому значению, а по нашему, не знаю, как и назвать.
Изд. Да, он прислал "Бахчисарайский фонтан", который здесь теперь и печатается.
Кл. Нельзя не пожалеть, что он много пишет: скоро выпишется.
Изд. Пророчества оправдываются событием; для поверки нужно время; а между тем замечу, что
если он пишет много в сравнении с нашими поэтами, которые почти ничего не пишут, то пишет мало в
сравнении с другими своим европейскими сослуживцами. Бейрон, Вальтер Скотт и еще некоторые
неутомимо пишут и читаются неутомимо.
Кл. Выставя этих двух британцев, вы думаете зажать рот критике и возражениям! Напрасно! Мы
свойства не робкого! Нельзя судить о даровании писателя по пристрастию к нему суеверной черни
читателей. Своенравная, она часто оставляет без внимания и писателей достойнейших.
Изд. Не с достойнейшим ли писателем имею честь говорить?
Кл. Эпиграмма - не суждение. Дело в том, что пора истинной, классической литературы у нас
миновалась...
Изд. А я так думал, что еще не настала...
Кл. Что ныне завелась какая-то школа новая, никем не признанная, кроме себя самой; не
следующая никаким правилам, кроме своей прихоти, искажающая язык Ломоносова, пишущая наобум,
щеголяющая новыми выражениями, новыми словами...
Изд. Взятыми из "Словаря Российской академии" и коим новые поэты возвратили в языке нашем
право гражданства, похищенное, не знаю, за какое преступление, и без суда; ибо до сей поры мы
руководствуемся более употреблением, которое свергнуто быть может употреблением новым. Законы
языка нашего еще не приведены в уложение; и как жаловаться на новизну выражений? Разве прикажете
подчинить язык и поэтов наших китайской неподвижности? Смотрите на природу! лица человеческие,
составленные из одних и тех же частей, вылиты не все в одну физиогномию, а выражение есть
физиогномия слов.
Кл. Зачем же, по крайней мере, давать русским словам физиогномию немецкую? Что значит у нас
этот дух, эти формы германские? Кто их ввел?
Изд. Ломоносов!
Кл. Вот это забавно!
Изд. А как же? Разве он не брал в нововводимом стихосложении своем съемки с форм
германских? Разве не подражал он современным немцам? Скажу более. Возьмите три знаменитые эпохи в
истории нашей литературы, вы в каждой найдете отпечаток германский. Эпоха преобразования, сделанная
Ломоносовым в русском стихотворстве; эпоха преобразования в русской прозе, сделанная Карамзиным;
нынешнее волнение, волнение романтическое и противузаконное, если так хотите назвать его, не явно ли
показывают господствующую наклонность литературы нашей! Итак, наши поэты-современники следуют
движению, данному Ломоносовым; разница только в том, что он следовал Гинтеру и некоторым другим
из современников, а не Гете и Шиллеру1. Да и у нас ли одних германские музы распространяют свое
владычество? Смотрите, и во Франции - в государстве, которое, по крайней мере в литературном
отношении, едва не оправдало честолюбивого мечтания о всемирной державе, - и во Франции сии
хищницы приемлют уже некоторое господство и вытесняют местные, наследственные власти. Поэты,
современники наши, не более грешны поэтов-предшественников. Мы еще не имеем русского покроя в
литературе; может быть, и не будет его, потому что нет; но во всяком случае поэзия новейшая, так
называемая романтическая, не менее нам сродна, чем поэзия Ломоносова или Хераскова, которую вы
Стр.1