БИБЛИОГРАФИЯ О „ДАЛЕКИХ, БЛИЗКИХ" Известная книга Андрея Седых ,Далекие, близкие" вышла в свет третьим — исправленным и дополненным — изданием. <...> В кратком предисловии автор подчеркивает, что „это — не биография и не опыт литературной, артистической или какой-либо иной характеристики. <...> Это — личные воспоминания, только то, что я видел и слышал, что связывало меня с этими людьми". <...> В книге пятнадцать мемуарно-биографических очерков — о писателях, политиках, деятелях искусства: о Куприне, Волошине и Мандельштаме, Алданове, Рахманинове, Бальмонте, трех юмористах (Дон Аминадо, С. <...> Черный, Тэффи), Бурцеве, Ремизове, Кусевицком, Шаляпине, Милюкове, Глазунове, Бунине, Шагале, а также о монпарнасцах (Поплавском, Кнуте и др.) <...> Так, исключая отдельные детали, связанные с впечатлениями молодости автора, вряд ли существенно расширятся наши представления о Мандельштаме и Волошине. <...> Мало „оригинальны" и воспоминания Седых о трех юмористах, Шаляпине, Ремизове, Рахманинове или монпарнасцах (причем в строках, касающихся случайного появления в „Ротонде" Маяковского, автору изменяет его обычный строгий вкус и верное понимание людей и обстоятельств). <...> Более интересны — в фактографическом и психологическом отношении — очерки, посвященные Кусевицкому и Глазунову, Куприну и Алданову. <...> А вот Куприн всем существом своим почувствовал, что ему „нельзя без России". <...> И хотя, как справедливо подчеркивает Седых, его „увезли в Россию" в состоянии старческого слабоумия, когда он даже не сознавал, чья там власть, Куприн давно и упорно хотел умереть „дома". <...> К „совпатриотизму", который стараются приписать в СССР Куприну и еще кое-кому из видных эмигрантов, это, конечно, не имело никакого отношения. <...> Хорошо, что книга Андрея Седых помогает развенчать этот миф. <...> В этой связи интересно признание, сделанное автору ныне полузабытым Бальмонтом, портрет которого великолепно ему удался: „— Я не знаю, где для меня было больше страданий: в России <...>