ДОКУМЕНТЫ Глеб ВАСИЛЬЕВ Вместо предисловия Юрий Алексеевич Казарновский был автором единственного небольшого сборника «Стихи», выпущенного Гослитиздатом в 1936 году. <...> Казарновский запомнился автору, как оптимистический и остроумный молодой поэт, о дальнейшей судьбе которого ему ничего не было известно. <...> Недавно Дмитрий Сергеевич снова упомянул о Казарновском в последней книге своих воспоминаний, где пишет, что не будет рассказывать о его дальнейшей жизни, так как получил когда-то письмо от старого математика Васильева, в котором продолжается начатый им рассказ о Юрии Алексеевиче, и надеется, что Васильев сам опубликует свои воспоминания на эту тему. <...> Зная, что редакция журнала «Грани» радушно раскрывает свои страницы воспоминаниям о людях, оставивших след в русской культуре, предлагаю вам настоящие заметки о встречах с опальным поэтом, которые были написаны около сорока лет назад в период короткой оттепели, когда стало относительно безопасно поверять свои воспоминания бумаге. <...> Автор предлагает их редакции «Граней» в том виде, как они сохранились, без правки и каких-либо дополнении 140 Встречи с Ю. <...> На фасаде алма-атинского театра оперы и балета написано «Мамлекетик театрыпда». <...> Поздний вечер, театрында подсвечена и на черном небе четкий казахский орнамент из бесконечных, под руки взявшихся прописных греческих пси. <...> Рядом со мной на низкую скамейку присаживается маленький человечек бедно и показенному одетый в короткие брючки и рубашку с тугим воротником. <...> Он достает из раздувшегося портфеля батон и бутылку кефира. <...> Происходит обмен сентенциями, и вскоре я узнаю, что мой собеседник — поэт Юрий Алексеевич Казарновский. <...> Я помню несколько строчек его стихов, застрявших в памяти из какого-то пятнадцать лет назад прочитанного «Огонька»: «Ай-Петри, Массандра. <...> Оказалось, что вчера Юрий Алексеевич в очередной раз был выставлен за нехваткой мест из психиатрической больницы. <...> Теперь он ночует на скамье <...>