ГРАН И венно в эгоизме и во всякой иной пакости, — всё-таки уметь любить жизнь и продолжать её любить. <...> И не по-животному, не брюхом только не эгоизмом нашим опятьтаки, а по-человечески: продолжать любить жизнь, как праздник, чувствовать в ней поэтический аромат, благословение. <...> И потому^ что в романе Сургучева этот аромат есть почти «зримо», его роман для нас волнующе близок. <...> Отличный, простой и красочный язык, не боящийся ни современных, ни «грубых» слов, умеющий облагораживать и их; меткие, точные, короткие определения, opf-ггинальные образы, непринужденность и легкость повествования, убеждающая без тени № 15 принуждения — всё это придает роману очарование большой культуры и говорит о большом мастерстве. <...> Вполне современное «снятие покровов», разоблачение, чуть соскальзывающее временами в скепсис и цинизм 1 , но останавливающееся на какой-то грани, — получется лишь оправданность, знание жизни, не лишающее ее тепла и полнокровия. <...> Может быть, в ркшане лишь немного литературен конец (дуэль), — в целом же это отличный современный роман о современной нам и вообще о жизни, который можно порекомендовать прочитать каждому. <...> снова рассказывает обаятельным и проникновенным, до самой последней сронемы поэтическим языком «небо на земле», перекличку явного, преходящего, то величественного, то искаженного — с чаемым TaiiHbiiM и вечным, прекрасным всегда. <...> Это — внутренняя тема поэта, не отобранная на время, а слитая воедино с ею мироощущением, бытийньем. и творческим, формирующая особенность, непохожесть на другие его поэтического «я». <...> Выпевается эта тема иногда с такой силой поэтического выражения, что вряд ли кто из любящ!тх стихи не повторит про себя заключительной строфы открывающего сборник стихотворения (оно несомненно ггртгкадлежит к будущей антологии лучшег о в нашей поэзии): О.если бы и мне вослед тебе Продлить мой срок, мой срок скулой и тленный, Мое участье в зреющей судьбе, В движеньи в пеньи, в зодчестве <...>