Ф. В. Булгарин
Встреча с Карамзиным
(Из литературных воспоминаний)
"...de mortuis nil nisi vere..."
---------------------------------------------------------------------------Булгарин
Ф. В. Сочинения. М.: Современник, 1990.
Составитель, автор вступительной статьи и примечаний Н. Н. Львова
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
---------------------------------------------------------------------------В
1819 году, в зимние вечера собирались к одному содержателю пансиона в
Петербурге (французскому дворянину) любители словесности, из находившихся в
то время в столице французских путешественников, чиновников и нескольких дам
и мужчин из высшего класса русского общества. В сем пансионе воспитывались
дети знатных и богатых людей, и потому хозяин имел обширный круг знакомства.
Время на сих литературных вечерах проводили чрезвычайно весело. Читали
переводы с русского языка и небольшие оригинальные статьи; разговаривали,
шутили, и наконец за ужином, по древнему афинскому и нынешнему французскому
обычаю, пели куплеты, всегда остроумные, весьма часто забавные. Присутствие
дам, прекрасных и умных, одушевляло беседу.
Не имея никаких притязаний на звание французского автора, я, по просьбе
хозяина и некоторых приятелей, должен был писать по-французски небольшие
статьи, которые исправлял (в грамматическом отношении) г-н Сен-Мор {Издатель
антологии на французском языке. (Прим. сост.)}, и сам читал их в нашей
беседе. Прекрасному его чтению я обязан тем, что некоторые из моих статей
имели успех. Впрочем, общество наше было весьма невзыскательное. Немножко
ума, немножко веселости, занимательное
довольны.
Однажды хозяин объявил нам, что в
происшествие - и слушатели были
будущее заседание один известный
русский чтец будет декламировать сцены из Мольеровой комедии и что несколько
отличных русских литераторов посетят нашу беседу. Я тогда только что
возвратился из долговременного странствия по Европе и не знал в лицо ни
одного русского литератора. С нетерпением ожидал я дня собрания и первый
туда явился. По мере появления новых лиц в зале я спрашивал об именах и, к
удивлению моему, слышал одни звонкие имена в Адрес-Календаре, а не встретил
ни одного известного в литературе. В досаде, я уселся в углу комнаты и
погрузился в размышлении.
Итак, хозяин сам обманулся и нас обманул, думал я, обещая украсить круг
наш присутствием литераторов. Но он знаком в свете, а не на Парнасе. В свете
достоинство литератора определяется другим образом, нежели в ученом
кабинете. Сочинители нескольких незначащих печатных страничек или стишков
(при помощи приятелей), смелые и многоязычные говоруны, дерзкие судьи
дарований, которых все достоинство составляет память,
испещренная
беспорядочными узорами различных словесностей и выдержками из остроумных
иностранных журналов - вот люди, которые между литераторами называются
опрокинутою библиотекою (Bibliothegue renvesroe), а в свете слывут умниками,
созрелыми судьями литературы. Так называемый большой свет можно уподобить
крепости. Комендант в ней - приличие. Этот комендант не впускает в ограду
никого, кто не принадлежит к гарнизону, но сдает на капитуляцию целую
крепость первому смельчаку, который устремится на приступ, с толпою своих
робких поклонников. Успехи в большом свете в отношении к уму весьма не
трудны, ибо они зависят от положения человека в обществе. Родство, связи,
покровительство доставляют рукоплескателей, и обыкновенно случается, что эти
рукоплескания света превращаются в пронзительный свист публики образованной.
Между тем как я размышлял таким образом, началось чтение Мольеровой
пьесы. Вдруг дверь в зале потихоньку отворяется и входит человек, высокого
роста, немолодых лет и прекрасной наружности. Он так тихо вошел, что нимало
не расстроил чтения, и, пробираясь за рядом кресел, присел в самом конце
полукруга. Орденская звезда блестела на темном фраке и еще более возвышала
его скромность. Другой вошел бы с шумом и шарканьем, чтоб обратить на себя
внимание и получить почетное место. Незнакомец никого не обеспокоил. Я
смотрел на него с любопытством и участием. Черты его лица казались мне
знакомыми, но я не мог вспомнить, где и
когда видел его. Лицо его было
продолговатое; чело высокое, открытое, нос правильный, римский. Рот и уста
имели какую-то особенную приятность и, так сказать, дышали добродушием.
Глаза небольшие, несколько сжатые, но прекрасного разреза, блестели умом и
живостью. Вполовину поседелые волосы зачесаны были с боков на верх головы.
Стр.1