Иван Алексеевич Бунин
В НОЧНОМ МОРЕ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Пароход, шедший из Одессы в Крым, остановился ночью перед Евпаторией.
На пароходе и возле него образовался сущий ад. Грохотали лебедки, яростно кричали и те, что
принимали груз, и те, что подавали его снизу, из огромной баржи; с криком, с дракой осаждала
пассажирский трап и, как на приступ, с непонятной, бешеной поспешностью, лезла вверх со своими
пожитками восточная чернь; электрическая лампочка, спущенная над площадкой трапа, резко освещала
густую и беспорядочную вереницу грязных фесок и тюрбанов из башлыков, вытаращенные глаза,
пробивавшиеся вперед плечи, судорожно цеплявшиеся за поручни руки; стон стоял и внизу, возле
последних ступенек, поминутно заливаемых волной; там тоже дрались и орали, оступались и цеплялись,
там стучали весла, сшибались друг с другом лодки, полные народа, - они то высоко взлетали на волне, то
глубоко падали, исчезали в темноте под бортом. А дельфино-подобную тушу парохода упруго, точно на
резине, валило то в одну, то в другую сторону... Наконец стало стихать.
Очень прямой, с прямыми плечами господин, поднявшийся на палубу в числе последних, подал
возле рубки первого класса свой билет и сак лакею и, узнав, что мест в каютах нет, пошел на корму. Тут
было темно, стояло несколько полотняных кресел, и только в одном из них чернела фигура
полулежащего под пледом человека. Новый пассажир выбрал себе кресло в нескольких шагах от него.
Кресло было низкое, и, когда он сел, парусина натянулась и образовала очень удобный и приятный уют.
Пароход поднимало и опускало, медленно сносило, поворачивало течением. Дул мягкий ветерок южной
летней ночи, слабо пахнущий морем. Ночь, по-летнему простая и мирная, с чистим небом в мелких
скромных звездах, давала темноту мягкую, прозрачную. Далекие огни были бледны и потому, что час
был поздний, казались сонными. Вскоре на пароходе и совсем все пришло в порядок, послышались уже
спокойные командные голоса, загремела якорная цепь... Потом корма задрожала, зашумела винтами и
водой. Низко и плоско рассыпанные на далеком берегу огни поплыли назад. Качать перестало...
Можно было подумать, что оба пассажира спят, так неподвижно лежали они в своих креслах. Но
нет, они не спали, они пристально смотрели сквозь сумрак друг на друга. И наконец первый, тот, у
которого ноги были покрыты пледом, просто и спокойно спросил:
- Вы тоже в Крым?
И второй, с прямыми плечами, не спеша ответил ему тем же топом:
- Да, в Крым и дальше. Побуду в Алупке, потом в Гагры.
- Я вас сразу узнал, - сказал первый.
- И я вас узнал и тоже сразу, - ответил второй.
- Очень странная и неожиданная встреча.
- Как нельзя более.
- Собственно, я не то, что узнал вас, а у меня как будто уже заранее таилось такое чувство, что вы
почему-то должны появиться, так что и узнавать было не нужно.
- Совершенно то же самое испытал и я.
- Да? Очень странно. Как тут не сказать, что в жизни все-таки бывают минуты - ну,
необыкновенные, что ли?Жизнь, может быть, не так уж проста, как кажется.
- Может быть. Но ведь может быть и другое: то, что мы с вами просто вообразили сию минуту
эти чувства нашего якобы предвидения.
- Может быть. Да, весьма возможно. Даже скорее всего, что так.
- Ну вот видите. Мы умствуем, а жизнь, может быть, очень проста. Просто похожа на ту свалку,
которая была сейчас возле трапа. Куда эти дураки так спешили, давя друг друга?
И собеседники немного помолчали. Потом снова заговорили.
- Сколько мы с вами не видались? Двадцать три года? - спросил первый пассажир, тот, что лежал
под пледом.
- Да, почти так, - ответил второй. - Осенью будет ровно двадцать три. Нам с вами это очень легко
подсчитать. Почти четверть века.
- Большой срок. Целая жизнь. То есть я хочу сказать, что обе наши жизни почти уже кончены.
- Да, да. И что же? Разве нам страшно, что кончены?
- Гм! Конечно, нет. Почти ничуть. Ведь это все враки, когда мы говорим себе, что страшно, то
Стр.1