В. Г. Белинский
Русская литература в 1843 году
В. Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах. Т. II
ОГИЗ, ГИХЛ,М., 1948
Под общей редакцией Ф.М. Головешченко
Редакция С. П. Бычкова
OCR Бычков М.Н.
Литература наша находится теперь в состоянии кризиса: это не подвержено никакому сомнению.
По многим признакам заметно, что она, наконец, твердо решилась или принять дельное направление и
недаром называться "литературою", или, как говорит у Гоголя Иван Александрович Хлестаков, смертию
окончить жизнь свою. Последнее обстоятельство, прискорбное для всех, было бы очень горестно и для
нас, если б мы не утешали себя мудрою и благородною поговоркою: все или ничего! В смиренном
сознании действительной нищеты гораздо больше честности, благородства, ума и мужественного
великодушия, чем в детском тщеславии и ребяческих восторгах от мнимого, воображаемого богатства. Из
всех дурных привычек, обличающих недостаток прочного образования и излишество добродушного
невежества, самая дурная - называть вещи не настоящими их именами. Но, слава богу, наша литература
теперь решительно отстает от этой дурной привычки, и если из кое-каких литературных захолустий
раздаются еще довольно часто самохвальные возгласы, публика знает уже, что это не голос истины и
любви, а вопль или литературного торгашества, которое жаждет прибытков на счет добродушных
читателей, или самолюбивой и задорной бездарности, которая в своей лености, апатии, в своем
бездействии и своих мелочных произведениях думает видеть неопровержимые доказательства
неисчерпаемого богатства русской литературы. Да, публика уже знает, что это торгашество и эта
бездарность, по большей части соединяющиеся вместе, спекулируют на ее любовь к родному, к русскому
- и свои пошлые произведения называют "народными", сколько в надежде привлечь этим внимание
простодушной толпы, столько и в надежде зажать рот неумолимой критике, которая, признавая
патриотизм святым и высоким чувством, по этому самому с большим ожесточением преследует
лжепатриотизм, соединенный с бездарностью. Публика знает, что ей уже нечего искать в романах и
повестях из русской истории или преданий старины, ибо она знает, что русская история и русская старина
сами по себе, а таланты наших сочинителей и взгляд их на вещи - сами по себе, и что русский быт,
исторический и частный, состоит не в одних только русских именах действующих лиц, но в особенностях
русской жизни, развившейся под неотразимым влиянием местности и истории, - так же, как патриотизм
состоит не в пышных возгласах и общих местах, но в горячем чувстве любви к родине, которое умеет
высказываться без восклицаний и обнаруживается не в одном восторге от хорошего, но и в болезненной
враждебности к дурному, неизбежно бывающему во всякой земле, следовательно, во всяком отечестве.
Больше же всего и яснее всего публика сознает, что ей нечего читать, несмотря на восстание и
воздвижение разных непризванных оживителей и воскресителей русской литературы и несмотря на
громкие возгласы их хвалителей. Это истина неоспоримая. Книгопродавцы то и дело выпускают в свет
объявления о новых книгах, которые они издали и которые они намерены издать, - объявления,
печатаемые на листах чудовищной величины, гигантским и мелким шрифтом, без политипажей и с
политипажами, и с великолепными похвалами этим книгам, написанными книгопродавческим слогом;
возвещаемые книги действительно выходят в свет и продаются по объявленным ценам, - а читателям от
этого не легче, потому что читать все-таки нечего! Библиографы и рецензенты в отчаянии: им совсем нет
работы, нечего разбирать, не над чем потрунить, да нечего и похвалить; в беллетрических книгах
картинки хороши или сносны, а текст плосок до того, что не за что зацепиться; потом большая часть книг
всё учебники, изредка хорошие, но чаще невинные и в добре и в зле. Отделение библиографии в журналах
со дня на день теряет свою занимательность в глазах публики, которая всегда читала рецензию с большею
жадностью, большим вниманием и большим удовольствием, чем самую книгу, на которую написана
рецензия. Журналы также в отчаянии; им остается разбирать только друг друга: занятие невинное и
забавное, которое, впрочем, едва ли может занять публику больше преферанса и домашних сплетней!
Куда ж девались наши книги? где же наша литература?
"Да их поглотили толстые журналы!" кричат со всех сторон. "Каких книг, какой литературы
хотите вы, если любая книжка толстого журнала в состоянии поглотить в себя литературный бюджет
Стр.1