Бродский в кругу друзей и лишь потом— в контексте эпохи, такова общая посылка двух книг, но реализована она поразному. <...> В книге Штерн очередная попытка объяснить читателю, ка ким был «наш рыжий Ося в потертых джинсах» (Штерн, с. <...> Недаром одна из начальных глав называется — «Жизнь до Бродского». <...> Бродский для Штерн — «один из нас» или «a person next door» (Штерн, с. <...> Отдельные воспоминания пикантны и раскрывают разные стороны характера Бродского. <...> Такова история о том, как не от мира сего Бродский пришел снимать студию в Бруклине — «полюбовался мокрыми крышами ГринвичВиллиджа <.> пробормотал <.> что чувству ет себя как в парижской мансарде. <...> Если по здравительные «стишата» не много добавят к нашему знанию о поэте (но всетаки — Бродский!), то стихи мамы Л. Штерн <...> Осо бенно это касается эмигрантского периода жизни Бродского, ко торый наиболее хорош в изложении Штерн, решившейся развен 480 чать миф Бродского о «величии замысла», но не поэтического, а— в первую очередь— жизненного. <...> Гордина — доэмиграционный пе риод жизни Бродского, где исследователь досконально излагает события травли поэта. <...> Гордин называет «лишь первым под ступом к настоящему фундаментальному исследованию Бродского как поэтамыслителя»2 . <...> Гордин обнару , то Гордин практически не касается творчества Брод ского в этот период, освещая иной, жизненно важный вопрос— «хлопоты» за освобождение. <...> Там, где Лосев только кратко цитиру ет выдержки документов по делу Бродского, Гордин приводит их целиком, начиная с опубликованной 29 марта 1963 года статьи Го лубенского в газете «Смена» «Что такое настоящий поэт», где упо мянуты молодые стихотворцы, которые «на каждом шагу цитируя Пастернака <.> разглагольствуют <.> о сложности как необходи мом качестве современной поэзии» (Гордин, с. <...> Ес ли период 1964 — 1965 годов Лосев трактует как «озарение в Но ренской», как «расширение жанрового репертуара в поэзии Бродского»3 1 Дутли Ральф. <...> Лосев <...>