Вопросы филологических наук, № 5, 2011
Литературоведение
Русская литература
Федорчук И.В., доктор филологических
наук, доцент Щецинского государственного
университета (Польша)
ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ ЭМИГРАЦИИ
Евгений Витковский считал максимальным сроком эмиграции десять лет. Мысль свою
он приписал герою романа Марка Алданова Девятое Термидора. Георгий Иванов прожил в
эмиграции тридцать шесть лет. То, что пароход «Карбо II», на котором он осенью 1922 года
приплыл из Петербурга в Германию, на обратном рейсе попал в бурю и утонул, стало для
него знаком необратимости. Как считала Цветаева, всякий поэт по существу эмигрант, даже
в России. Эмигрант Царства Небесного и земного рая природы (…). Эмигрант из Бессмертья
в время, невозвращенец в своё небо1.
Вернуться в «своё небо» для Георгия Иванова оказалось невозможным. Алексей Пурин заметил,
что Георгий Иванов – поэт эмиграции как формы существования, как бытия, она имманентна
жизни2. С эмиграцией связан резкий и глубокий перелом: здесь поэт обрел новый голос.
Перед искушённой и недоброжелательной читающей русскоязычной эмиграцией предстал совсем
другой Георгий Иванов. Не став эмигрантом по сути, эмигрантским поэтом, автор Распада
атома в зрелой лирике превратился в поэта эмиграции, пишущего об эмиграции и с эмигрантской
точки зрения. Эмиграция стала для Иванова тем катализатором, который обострил восприятие
мира, сделал его чутким к переменам, пошатнул былую систему ценностей. Однако существовала
причина и субъективная – характерная особенность творческой индивидуальности, когда
трагедия судьбы удвоилась трагедией духа. Георгий Иванов – поэт русской эмиграции, ностальгически
думающий и пишущий о России. Ирреальный топос былого Петербурга, Царского
Села, Петергофа, обретающий черты «потерянного рая», оказался несовместим с топосом европейского
мира, прекрасного, но душного и пустого для лирического «я». Это «я» ощущает себя
на стыке двух миров, на границе жизни и смерти. Таким же «потерянным раем» становится и
мир европейской культуры прошлого, рушащийся на глазах. В 1937 году Георгий Иванов уже
ощущает себя «над бездной», на пороге отчаяния. Распад атома зафиксирует это состояние души.
Понадобится несколько лет (если верить самому поэту – семь: с 1936 по 1943 год), чтобы он
научился жить с отчаянием и писать при этом стихи3. Тексты этих лет запечатлевают экзистенциональная
ситуация прощания с земной жизнью4, с «полужизнью» в эмиграции, как назовёт её
сам поэт. Георгий Иванов ощущал себя перед неизбежной чертой, границей, пропастью, за которой
нет никакого утешения вымышленной красотой5. Он тоньше и глубже иных чувствовал трагизм
и безнадёжность человеческого существования вдали от своей земли. В его видении мира
появилось что-то общее многим, знакомое и понятное. Это чувство метафизического одиночества
личности, которая, независимо от её стремлений, сделалась свободной в мире, не считающимся
с запросами или побуждениями этой личности. У автора Распада атома прошлое стало
1 М. Цветаева, Поэт и время. http://brb.silverage.ru/zhslovo/sv/tsv/?r=proza&id=8
2 А. Пурин: Превращение бабочки. О русской поэзии ХХ века.. http://www.newkamera.de
/ostihah/purin_o_05.html.
3 И. Болычев, Портрет без сходства. «Крещатик» 2006, № 4, с. 53.
4 В. Знаменская, Экзистенциональная традиция в русской литературе ХХ века. Диалоги на границах
столетий. Москва 2002, с. 260.
5 Г. Иванов, Распад атома. В: Собрание сочинений в 3-х томах. Том 2. Москва 1994, с. 14.
6
Стр.1