М. ГОРЬКИЙ О СУЛЕРЖИЦКОМ
<Л. А. Сулержицкий>
Растут города, и постепенно утолщается слой "чернорабочих культуры" -- вольнонаемных,
ремесленных и других людей, всячески "служащих" благоустройству, уюту и украшению буржуазной
жизни. Это -- довольно мощный экономически, пестрый, совершенно неорганизованный слой,
бессильный создать какую-либо свою идеологию, это -- сотни тысяч людей, чья энергия поглощается
социальными условиями современности наименее продуктивно.
Но все чаще на этой почве рождаются какие-то удивительно талантливые люди, свидетельствуя о
ее силе и духовном здоровье.
Вот, например, недавно умер режиссер Московского Художественного театра Леопольд
Антонович Сулержицкий, человек исключительно одаренный, человек, родившийся "праздновать
бытие". О нем необходимо рассказать, ибо его жизнь -- яркое горение силы недюжинной, его история
способна утвердить веру в творческую мощь городской демократии, мощь, которой так трудно
развиваться и которая, развиваясь, обогащает среду, социально чуждую.
Леопольд Сулержицкий, или Сулер, как прозвал его Л. Н. Толстой, -- сын киевского
переплетчика; он родился в подвале, воспитывался на улице.
-- Улица -- это лучшая академия из всех существующих, -- рассказывал он с веселым юмором,
одним из его ценных качеств, которые помогали ему легко преодолевать "огни, воды и медные трубы". -Много
дает улица, если умеешь брать. Бесстрашию пред жизнью меня учили воробьи...
Он заразительно смеялся, коренастый, сильный, с прекрасными живыми глазами на овальном
лице в рамке темной окладистой бородки.
-- Хорошо орлу ширять в пустоте небес -- там никого нет, кроме орлов. Нет, а ты поживи,
попрыгай воробьем по мостовой улицы, где вокруг тебя двигаются чудовища, -- лошадь, которая в десять
тысяч раз больше тебя, человек, одна ступня которого может раздавить пяток подобных тебе. И гром, и
шум, и собаки, и кошки -- вся жизнь огромна, подавляет. Я всегда с удивлением смотрел на этих
крошечных храбрецов, -- как они весело живут в страшном хаосе жизни! И я уверен, что именно от них
воспринято мною упрямство в борьбе за себя, за то, что я любил...
Сам Сулер менее всего походил на воробья, он напоминал какую-то другую, свободолюбивую
птицу хорошего лета, -- такой подвижный, независимый, окрыленный страстью к жизни.
-- Конечно, меня били, переплетчик я был скверный. Но кого из нашего брата не бьют? Это
ничему не мешает, ничему и не учит. Спасибо, что, не изувечив, внушили отвращение к насилию.
Двенадцати лет Сулер начал рисовать, ему особенно удавались птицы, впоследствии он рисовал
их, как японец. Окончив с трудом городское Училище, он поступил в Московскую школу живописи и
ваяния или в Училище графа Строганова -- не помню. Жил, конечно, впроголодь, писал вывески, давал
репортерские заметки в "Московский листок" Пастухова; на Пасхе, на святках и масленой пел в хорах
балаганов Девичьего поля. А через шесть лет он работает с В. Васнецовым и Врубелем по росписи
собора в Киеве. Кажется, в это время он встретил известного "толстовца" Евгения Попова, одного из
наиболее искренних великомучеников идеи "непротивления злу", -- с него писал Касаткин свою картину
"Осужденный". Анархизм Толстого сразу увлекает Сулера, -- кстати, мне кажется, что анархизм
наиболee легко приемлется именно демократами вышеназванного слоя, "чернорабочими культуры",
которым пока еще чужда стройная идеология рабочего класса; анархизм наиболее отвечает
неопределенности экономической позиции этих групп, слишком разобщенных для того, чтобы
выработать более устойчивое и действенное отношение к социальной драме современности.
Но Сулер был прежде всего человеком дела, он тотчас же бросает работу живописца, едет в одну
из деревень Каневского уезда и там, занимаясь огородничеством, открыто пропагандирует среди
крестьян учение Толстого, сотнями распространяя его запрещенные сочинения. Когда каневский
исправник ловит его, Сулер скрывается в соседний уезд, а когда каневские власти, успокоенные
исчезновением крамольника, забудут о нем, он снова возвращается к своим овощам и циклостилю. У
него была лодка, и он возил овощи по Днепру в Киев, где на вырученные деньги запасался бумагой для
фабрикации гектографированных брошюр, которые он печатал отлично.
Стр.1