Пантелеймон Романов
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОСНОВА
Источник: Пантелеймон Романов. Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
I
Лиза Чернышева, красивая тридцатипятилетняя женщина в мехах, артистка одного из лучших
театров Москвы, встретила на улице бедно одетого человека, в котором узнала своего прежнего жениха,
когда-то сына богатого владельца многих домов, по фамилии Болховитинов.
Встреча эта всколыхнула в ней прошлое, казалось, давно позабытое, и поразила ее
восприимчивую душу жестокостью жизни, которая из богатого и в то же время чудесной души человека
сделала бездомного, безработного бедняка.
Она взяла с него слово, что он непременно зайдет к ней сегодня.
Придя домой, Лиза Чернышева сказала прислуге Насте:
-- Когда придет господин, по фамилии Болховитинов, впустите его, а для остальных меня сегодня
нет дома.
Раздевшись, она прошла в спальню и целый день плакала на диване.
Она плакала от невыразимой, бессильной жалости к человеку, с которым она встречала весну
своей жизни, к человеку, когда-то молодому, красивому, нежному, беззаботному и теперь так
униженному.
Его фигура в стареньком осеннем пальто, несмотря на сильный мороз, всунутые в рукава руки,
покрасневшие от холода, и на ушах суконные наушники -- поразили ее.
В особенности эти наушники.
И она, примирившаяся было с новым строем с того времени, когда получилась возможность жить
и одеваться по-прежнему прилично, вдруг опять почувствовала всю бездушную жестокость этого строя,
который мог так унизить, так заставить страдать и, в сущности, обречь на медленную смерть людей,
виноватых только тем, что они прежде были богаты. Этот строй берет только тех, кто ему нужен.
И нежная душа этого человека с его былым культом Парижа, всегда философски созерцательно
настроенного, конечно, не нужна этой жизни, которая выше всего ценит не личность человека, а его
полезность. Для нее выше всего хлеб, ситец и грубые мужицкие руки, производящие "необходимые для
жизни предметы".
Поистине, человек становится животным с того момента, как только перестает ценить не
необходимое, когда он ограничивается только "насущными потребностями".
Во главу угла теперь поставлена "экономическая основа".
Это называется, что они строят жизнь на основах справедливости: сначала одних переморят, как
крыс, а среди других разведут справедливость и братские отношения.
Пятнадцать лет тому назад они были вместе в Париже женихом и невестой. Это была ее первая
любовь.
И теперь, как дорогое воспоминание, хранятся в ее душе образы далекого Парижа: и красные
сквозь деревья бульваров ночные огни Монмартра, и возбужденная сутолока, и раскрытые двери кафе,
залитые ярким светом, и ночной блеск нагладившегося, как зеркало, асфальта, в котором отражаются
экипажи, фонари, огни.
Помнит ту нетерпеливую, приподнятую жажду жизни и ощущений, какие рождались от этой
всегда возбужденной толпы, от этого ослепляющего света, от завидной доступности женщин.
Помнит она свои именины, 8 августа, и поздний обед в Булонском лесу на островке, в ресторане с
разноцветными бумажными фонариками, где они ели огромного лангуста и пили шампанское. А потом
переезжали в большой лодке на берег. В этой лодке ехало много народа -- мужчин и женщин,-- и она со
смутным, преступным любопытством чувствовала близость чужих мужчин в тесноте лодки. Преступным
потому, что то чувство, какое, она думала, может пробуждать в ней один он, шло к ней со всех сторон, а
не только от него.
Помнит она прогулки на пароходе по Сене, синюю дымку утренних улиц, цветы на окне своей
Стр.1