Татьяна Фоогд-Стоянова
О Владимире Алексеевиче Пясте
"Наше наследие", 1989, No 4
OCR Бычков М. Н.
Мой долг по отношению к Пясту и, в связи с ним, к моей маме, его жене Клавдии Ивановне
Стояновой - опровергнуть прочно вошедшую в историю литературы и зафиксированную в
"Литературной энциклопедии" легенду о том, что Пяст покончил с собой. А кроме того, исправить
неточность Н. Я. Мандельштам. Дело в том, что я познакомилась с Надеждой Яковлевной уже после
выхода в свет ее "Воспоминаний" и объяснила ей, что с мамой моей она никогда не встречалась, а
спутала ее со второй женой Пяста, артисткой Н. С. Омельянович, которой в "Воспоминаниях" не
поздоровилось. Между прочим, в главе "Базарные корзинки", где рассказывается о Пясте, Надежда
Яковлевна пишет: "Помнится, Пяст тогда (1934 год) жаловался на капризы падчерицы; а она, как мне
говорили, живет где-то далеко и дружески вспоминает своего чудаковатого отчима. Не у нее ли
спасенные мной пястовы поэмы?"
Поэма, которую спасли Мандельштамы, находится действительно у меня и называется "По тропе
Тангейзера. Поэма в отрывках". Еще из сохраненного архива, который был вынесен из опальной
квартиры в "базарных корзинках", ко мне попала часть "Поэмы о городах"; две обширных
автобиографии; стенограммы докладов Пяста в ГОСТИМ'е по постановке "Бориса Годунова" и занятий
по чтению трагедии артистами "под руководством тов. Мейерхольда и проф. Пяста", правленные
Пястом; несколько его писем и переводы "Отелло" Шекспира и поэмы Стриндберга "Летняя ночь". Не
зная абсолютно ничего о родственниках Владимира Алексеевича (а у него, как известно, где-то был сын),
я чувствовала ответственность за находящиеся у меня рукописи. Но, будучи совершенно отрезанной от
русских литературных кругов, попросила свою сестру, Н. Полторацкую, посоветоваться о пястовском
наследии с В. Б.Шкловским. Мне было известно, что он единственный в самые тяжелые для Пяста годы
не отказывал ему в помощи. У меня хранится копия письма Виктора Борисовича, адресованного в
Центральный государственный архив литературы и искусства, написанного в марте 1962 года, из
которого я привожу выдержку: - "Владимир Алексеевич Пяст был видным поэтом начала нашего века.
Это один из ближайших друзей Александра Блока. Близко связан Владимир Алексеевич со Всеволодом
Эмильевичем Мейерхольдом. Мне принесли родственники Пяста его рукописи: здесь рукопись "Поэмы в
нонах" и интереснейшая "Поэма о городах" - не напечатана. Сама эта поэма и фактические примечания, к
ней приложенные, являются любопытнейшим материалом, рассказывающим о литературной биографии
Петербурга того времени. Архив Пяста, конечно, не полон, но он чрезвычайно важен в связи с архивами
символистов и, в частности, Блока. В. Пяст для своего времени писатель крупный и своеобразный".
В конце шестидесятых годов я обратилась к Н. А. Струве, редактору парижского "Вестника", но
он не нашел возможности что-нибудь из архива опубликовать.
В 1954 году Алексей Михайлович Ремизов уговаривал меня напомнить о Пясте, отчетливо
произнести его имя. Но я отнекивалась тем, что ничего сугубо биографического до появления Владимира
Алексеевича у нас в Одессе в 1933 году я не знаю, мало интересного могу рассказать. Но он все-таки
настаивал на том, что мои детские воспоминания были бы важны, в частности, как подвергающие
сомнению представление о том, что в душе Пяста не было юмора. Я написала, что могла. Прочла свою
страничку Ремизову, и он одобрил. Но возможность напечатания ее была только в "Гранях". Однако
сугубо политический настрой этого журнала в те годы был мне не по душе. А Владимир Алексеевич
всегда четко отграничивал свою жизнь от политики.
Большой радостью было увидеть в 1957 году перевод нескольких стихотворений Пяста на
итальянский язык в антологии "Le piu belle pagine della letteratura russa", а в 1962 опубликовать 18 писем
Пяста ко мне в римском издании "Studi in onore di Ettore lo Gatto e Giovanni Maver".
Мне едва исполнилось 11 лет, когда в 1933 году я увидела у нас в доме Пяста. Жили мы тогда
еще привольно, т.е. все еще оставалось у нас в квартире две комнаты, спальня и гостиная. Пяст
появлялся часто, но почти всегда очень поздно, когда мы с Натой уже спали и моментально просыпались
от его звучного низкого голоса. Выглядел он совершенно так же, как нарисовал его Ю. Анненков в
Стр.1