Е. Н. Опочинин
Ф.М. Достоевский
(Мои воспоминания и заметки)
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/dostoevskiy/opochinin_dostoev.html.
Во время одной из бесед моих с Ф.М. разговор наш по его почину перешел к отношениям полов и
браку, а от этого как-то сам собой коснулся и вопроса о половой извращенности. При этом я заметил, что
Ф.М. проявляет особый интерес к этому отделу патологии, останавливаясь с большим углублением на
отдельных рассказанных им же случаях. В свое время я решил не записывать этих тяжелых примеров, но
один случай, на котором с особенною подробностью остановился Ф.М. и который меня тогда сильно
поразил, я решил восстановить здесь отчасти по памяти, отчасти же по сохранившимся кратким
заметкам.
"В этом отношении (то есть в половом), - говорил между прочим Ф.М., - столько всяких
извращений, что и не перечтешь... Ну, да это уж дело особой специальности медицинской разбираться во
всех видах этой мерзости. Я думаю, однако же, что всякий человек до некоторой меры подвержен такой
извращенности, если не на деле, то хотя бы мысленно... Только никто не хочет в этом сознаваться: будь
же дело иначе, большой материал собрался бы у Мержеевского... А вот мне встретился в жизни один
человек, который и не скрывал как будто своей - как бы это сказать? - ну, ненормальности, что ли, но
только в известном смысле. И человек это был самый обыкновенный, заурядный и во всем остальном,
кроме одной особенности, совершенно нормальный. Встретился я с ним в церкви на похоронах девицы
одной, признаться, необыкновенно красивой, умершей в самых юных летах. Дело было так: в конце
обряда отпевания, когда родные и знакомые умершей пошли дать ее телу "последнее целование", среди
них появился никому из них не известный господин лет пятидесяти с лишком, по виду отставной
чиновник, бритый, в общем наружности ничем не выдающейся, притом и одетый скромно, хотя и весьма
прилично.
Он как бы с особливым усердием поклонился телу и облобызал сначала в уста, а затем в
сложенные руки необычно продолжительным поцелуем, на что многие даже обратили тогда внимание.
Затем он еще раз поклонился гробу, замешался в толпе, и больше его никто не видал. После родные
умершей, особенно мать и отец, старались допытаться, кто бы мог быть этот неизвестный "друг" (что
"друг" - это было решено единогласно, а мать даже с трогательным чувством произносила это слово),
строили всякие предположения, даже расспрашивали кое-кого, но так ничего и не узнали. Узнать же
очень хотелось, ибо некоторые из родных покойной девушки уверяли, что видели неизвестного в доме ее
родителей за первой торжественной панихидой, причем им будто бы был принесен и возложен к гробу
великолепнейший и весьма ценный венок из белых роз. Были у венка, как водится, и ленты, также белые,
муарового шелка, но слишком широкие и без всякой надписи. Разумеется, столь трогательное внимание
возбудило всеобщее любопытство. Попытались обратиться по этому поводу и к матушке безвременно
отошедшей, но она, будучи убита постигшим ее горем, ничего и никого упомнить не могла, хотя венок и
приметила.
Со временем происшествие это забылось. Забыл о нем и я, и, вероятно, никогда бы не вспомнил,
если бы не новая встреча с "неизвестным другом". Произошла эта встреча при обстоятельствах, весьма
схожих с теми, при коих его видели в первый раз, с тою лишь разницей, что я, будучи на кладбище,
увидел его в числе провожавших чей-то белый, весь покрытый цветами гроб. Я не страдаю нездоровым
любопытством и обычно не смотрю на печальную процессию похорон и даже стараюсь не
присутствовать на них, но тут я был застигнут врасплох, почему, сняв шляпу, посторонился, и мимо меня
проследовали и певчие, и духовенство, и несшие изукрашенный гроб, и, наконец, провожавшие его
родные и знакомые, которых было очень много. Вот тут-то я и увидал "неизвестного друга", как я
мысленно его называл. Он шел в последних рядах процессии, как и все, без шляпы, но выделялся среди
опечаленных провожавших необыкновенно веселым лицом. Мне даже показалось, что он улыбался... К
могиле вместе со всеми он не пошел, а остановился невдалеке от меня и, когда хвост процессии скрылся
на мостках, стал закуривать. Чрезвычайно заинтересованный, я решил посмотреть, что будет делать он
дальше. К удивлению моему, он сделал несколько шагов по направлению ко мне и вдруг заговорил.
- Изволили вы видеть, какая красавица? - спросил он меня, весь сияя восторгом.
- Кто? - спросил я, до чрезвычайности пораженный обращенным ко мне вопросом.
- Да в церкви-то вы были-с?
Стр.1