Н. С. Лесков. Томленье духа
(Из отроческих воспоминаний)
--------------------------------Лесков
Н.С. Собрание сочинений в 12 т.
М., Правда, 1989;
Том 12, с. 392-399.
OCR: sad369 (г. Омск)
--------------------------------"Всё
это томленье духа".
Екклезиаст
В числе людей, которые принимали участие в моём воспитании, был длинный
и тощий немец Иван Яковлевич, по прозванью Коза. Настоящей его фамилии я не
знаю, - он своею наружностью напоминал козу, и все мы звали его заочно
Козою.
Это было в деревне, в Орловской губернии, у моих богатых родственников.
Я у них рос и воспитывался, пока меня отдали в школу, в город. Для нас в
деревне было несколько учителей: русский - Иван Степанович Птицын с женою,
жил во флигеле, и француз, мосье Люи, тоже с женою и сыном Альвином, который
учился вместе с нами. Эти тоже жили в особом флигеле, и ещё был немец
Кольберг, одинокий, часто пьяный и драчливый. Он так часто ссорился с
прислугою, что надоел дяде и был внезапно рассчитан: тогда на его место был
взят Коза, который ранее этого жил
уже в нескольких помещичьих домах в
околотке, но нигде долго не уживался. Говорили, что он человек очень смирный
и хороший, но "с фантазиями". Его к нам и приняли с таким уговором, чтобы
жил с нами и учил нас по-немецки, но никаких своих фантазий не смел бы
показывать.
Он взялся это исполнять, и месяца три исполнял очень хорошо, но потом
вдруг не выдержал и показал такую фантазию, как будто и не давал никакого
зарока.
Летом раз заехала к дяде, по дороге в своё имение, губернаторша с
сыном, мальчиком лет одиннадцати, очень избалованным и непослушным. Мы пошли
в фруктовый сад, и там этот гость оборвал какую-то редкостную сливу, плоды
которой были у дяди на счету. Мы испугались его поступка и дали себе клятву
во всём запираться и ничего не сказывать. Дядя вечером пошёл в сад и увидал,
что слива оборвана. Он рассердился, позвал садовникова сына, мальчика Костю,
и стал его спрашивать: кто оборвал сливу? Костя не знал, и на него упало
подозрение, что эту сливу оборвал он и теперь запирается. Его за это велели
высечь крыжовником, а он испугался и сказал, что будто в самом деле он съел
сливы. Тогда его всё-таки высекли. А мы знали, кто оборвал, но ничего не
говорили, чтобы не нарушать клятву и не пристыдить своего гостя, но к вечеру
некоторых из нас это стало невыносимо мучить, и когда мы начали укладываться
спать, то я не стерпел и сказал Ивану Яковлевичу, что Костю наказали
напрасно, - что он не вор, а вор вот кто, а мы все дали клятву его скрыть.
Иван Яковлевич вдруг побледнел и вскрикнул:
- Как клятву! Как вы смели клясться? Разве вы не христиане! Кто вам
позволил чем-нибудь клясться? Видите, сколько от этого зла вышло, и теперь я
уйду от вас.
Мы ещё больше встревожились и стали его упрашивать, но он твердил:
- Нет, я уйду, я непременно уйду, и не сам уйду, а меня выгонят, и это
будет хорошо... Это будет к лучшему.
Так всё говорил, а сам плакал и потом вдруг приложил лоб к оконному
стеклу, вздохнул и побежал из комнаты.
Куда и зачем побежал - мы не
могли догадаться и долго ждали его
возвращения, но потом так и уснули, не дождавшись, чтоб он назад пришёл; а
утром, когда старая девушка Василиса Матвеевна принесла нам свежее бельё, мы
узнали, что Иван Яковлевич к нам и совсем не воротится, потому что он сошёл
с ума.
- Боже мой!.. - Мы так и обомлели... - Бедный, добрый Иван Яковлевич
сошёл с ума!.. Это всё мы виноваты. Но что же он такое сделал?
- А он явился в бесчеловечном виде к господам и сделал фантазию, и ему
Стр.1