Иван КАСАТКИН
ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР
На рассвете я подходил к селу Игнатскому. Слева дремало скошенное
овсяное поле.
Справа за лесистыми скатами берегов поблескивала Ока. Таял бледный
кружок луны. За рекой из гущи бора маячили далекие крыши музея-усадьбы
замечательного художника Василия Дмитриевича Поленова.
Эти красивейшие русские местности, эти синеющие огромные просторы, эти
поля и рощи, луну над стогом сена, придорожные березы и дорогу, по которой
я иду, и как бы самый воздух этот и тишину неповторимо запечатлел на своих
полотнах гениальный ученик Поленова - грустный и милый Левитан.
Рассвело настолько, что я различаю впереди большой, крытый соломой
навес, окруженный скирдами. В близком, но пока невидимом селе орут петухи
и трудолюбиво стучит чей-то молоток, отбивающий косу...
Внезапный отчаянный лай оборвал мои думы.
Прямо на меня рысью летели два крупных пса.
Я сжал в руке можжевеловую палку и сделал ею артикул наотмашь... но
сразу понял, что бой не состоится. Один пес оказался слишком молод и глуп,
что было видно по нелепо вихлявшемуся хвосту, другой просто был стар и
давно сменил злобу на равнодушие, хрипу-че лая лишь по привычке. Я вынул
из сумки кусок хлеба - и между нами произошло трогательное братание.
Вслед за тем мы втроем направились к скирдам. Под навесом на току я
присел на деревянный обрубок и стал закусывать.
Передо мною высилась большая куча ржаных снопов. Задумчиво жуя хлеб
вприкуску с огурцом, я вдруг заметил, что вершина кучи медленно
зашевелилась. Вот солома расступилась в стороны и показалась кепка -
обыкновенная мятая кепка кукушечьей расцветки. Вслед за кепкой вылезли
плечи, руки... Наконец, целиком возник заспанный молодой паренек,
застенчиво улыбающийся, и улыбка его была особенно мила тем, что спереди
не хватало одного зуба.
- Доброе утро! - приветствовал я его, приподымая с головы свой картуз.
- Каково поспалось?
- Да я, чай, не спал. Погреться я залез. Лунно было, всю ночь читал...
За пазухой у него книга, тетрадки. Я полюбопытствовал, взял книгу в
руки: "Курс исторического материализма". В тетрадках - углы, квадраты,
линии, вычисления.
- Понимаешь, беда у меня, - горячо заговорил он, вместе с улыбкой
показывая дырку в зубах. - Кончил я рабфак, но не сдал еще чертежи. А мне
нынче в Красную Армию. Вот и подгоняю...
Снопы подпирают под самую крышу навеса. Пахнет густой медовой ржаной
сытью. Утренняя тишина в полутьме навеса особенно торжественна. Ночного
сторожа обильного урожая, ученого колхозника, будущего военного командира
зовут Колей.
Что о нем сказать: тут надо складывать новую сказку о полевом герое,
который для общего счастья при лунном сиянии упорно подкрадывается к
драгоценной жар-птице - науке и ловит ее за радужный хвост.
Спускаюсь под гору, в село. Молодой пес, от избытка сил носящийся
кругами, и старый пес, оказавшийся одноглазым, раболепно меня
сопровождали. Утки с плотины, по которой мы проходили, торопливо
побросались в воду, заколыхав отражения в ней береговых верб, и одна утка
на весь пруд прокричала нам укоризну.
Над избами кое-где кудрявился дымок, топились печи. Вот первые, как бы
вызолоченные, косые лучи солнца брызнули вдоль улицы, багряно загораясь в
окнах. Белоголовая девчурка, несшая в подоле хворост, увидев меня,
остановилась и замерла, розовая в солнечном свете.
- Девочка! Где тут живет Александра Михайловна Скотыикова?
- Бригадирка? А она давно-о-о в поле убежала! - Потому как она это
"давно" протянула нараспев и помахала куда-то рукой, я понял, что и поле
это не близко и дела там сейчас горячие. Приметив среди улицы что-то вроде
часовни с затейливой крышей, с лавочками для сиденья, я направился туда.
Похожее на часовню сооружение оказалось стенной газетой. Прежде всего тут
показали свое мастерство плотники, столяры, маляры, стекольщики. А затем
уж выказали себя во весь рост художники, карикатуристы, критики, патриоты
и герои колхоза "Пахарь".
Стр.1