2004, ¹ 1 ИСПОВЕДЬ АНТИГЕРОЯ В АРХИТЕКТОНИКЕ “ИГРОКА” ДОСТОЕВСКОГО © 2004 Н.В. Живолупова Воронежский государственный университет В архитектонике “Игрока” можно наблюдать эстетически существенные “следы” только что созданного Достоевским в “Записках из подполья” субжанра исповеди антигероя. <...> Но жанровый костяк здесь не проявлен, а ощутим лишь как тенденция, разновидность “жанрового тяготения”. <...> Форма романа (“повести” – по определению героя-рассказчика Алексея Ивановича) лишь с оговорками может быть сближена с исповедальной (сохраняются “установка на искреннее, полное самовыражение” героя, центростремительные тенденции сюжетосложения и я-центричность повествования, однако практически элиминирован такой аспект, как “покаянные тона” исповедального текста). <...> Не-субстанциальность как “родовая черта” антигероя1 в образе Алексея Ивановича сильно смягчена – его неукорененность в реальности нарастает к финалу романа (смысловое движение от “геройности” к “антигеройности” и составляет внутренний сюжет его романной судьбы) и обусловлена новым качеством: Алексей Иванович – “игрок”. <...> В то же время основная сюжетная ситуация романа – поиск субъектом сферы индивидуальной экзистенциальной свободы (одна из базовых черт антигероя) – сопряжена в романе с сюжетообразующими концептами игры и судьбы. <...> “Игра” и “судьба” в самоопределении героя оказываются художественно чрезвычайно активными. <...> С точки зрения обычных представлений “игра” выступает как сфера свободы (“игра и есть свобода” – Й. <...> Х¸йзинга), “судьба” – как то, что противостоит или ограничивает свободу человека. <...> Но в сюжете “Игрока” не проявляется бинарность оппозиции “ игра” / “судьба” в их отношеСм. об этом нашу работу “Исповедь антигероя: от Достоевского к Михаилу Агееву (проблема жанра)” // The Dostoevsky Journal: An Independent Review. <...> Напротив, в тексте Достоевского их смысловое взаимодействие бесконечно усложняется, создавая причудливый <...>