К СЕМАНТИКЕ «НОВОГО» В НОВОЕ ВРЕМЯ* «Современным», modernus, с момента институционализации христианской церкви в конце V в. н.э. стало называться все то, что отделяло себя от antiquitas, римско-языческого прошлого. <...> В этом смысле «новый» / «современный» – это радикальная антитеза «античности» (подобно «новому человеку» в Новом Завете). <...> С тех пор «современной» называла себя всякая современность, обостренно осознававшая себя в своем отличии от прошлого как более или менее почтенного «антиквариата» (эпоха Карла Великого, XII век, эпоха Просвещения, «новая деловитость» 1920-х годов или «инновации» в наши дни). <...> То обстоятельство, что первохристианский импульс нового мира и нового человека в Новое время обратился в свою противоположность, обнаружив в такой же мере социальное бессилие христологического метаимператива перед лицом вечного язычества, как и бессилие самого язычества обойтись своею вечностью вне иудеохристианской истории, – это обстоятельство, естественно, относится равным образом и к божественной, и к человеческой «комедии», но, конечно, не только и не столько в «тексте», сколько в «затексте» всякой, в том числе уже и нашей, «современности». <...> Понимание «современности» по-новому обострилось в эпоху Просвещения, когда античный (эстетический) идеал «совершенства» стал проблематичным и, наконец, был взорван (около 1800 г.), оказавшись в непримиримом противоречии с «новым» – в эстетике, в морали, в политике. <...> – Режим доступа: http://magazines.russ.ru/voplit/2013/2/m2.html 127 Виталий Махлин Ярким и поучительным предвосхищением этой древней и новой оппозиции, обновившейся в ходе «эстетической революции» (Ф. <...> Шлегель) в Германии (со-временной Французской революции), стал знаменитый спор «древних» и «новых» во французской литературной критике и эстетике на рубеже XVII–XVIII вв. <...> Как во всяком серьезном столкновении противоположных позиций, суть дела в том «споре» была глубже, чем внешняя риторика аргументации и индивидуальные предпочтения <...>