Ночь перед Рождеством И повторялась каждый год история: и ветер дул, и ночь валилась с ног, и, как пацан, мурашкался у моря провинциальный робкий городок. <...> …Монах румяный нес ведерко с краской, под ряской пряча кисть, с опаской чернявому котенку плюнул брысь. <...> К забору подошел, перекрестился на ту звезду, что тлела наверху, и, подоткнув овчинную доху, закрасил вмиг три буквы на заборе: святая ночь, а тут такое… <...> Голубоглазая девочкамать хнычет над маленькой свежей могилой. <...> Набекрень нахлобучу беспечный берет, подставляя лицо под невзрачное солнце, улыбнусь невпопад: — Слава богу! <...> Сам посуди: девичья поступь сорок второго размера, груда тесного злого тела, добычу тычет, зубами пенится, — а рядом дяденька ерепенится — как же ты постарел! <...> …Помнишь, была у нас златоглавая, вся в вязании, была еще востроногая, хоть и сутулая. <...> А это что же за наказание, я вот думаю: если рухнул от этих стрел — как же ты постарел! <...> А на кой мне такой старый, зависший над стойкой бара, лебедь такой непарный, плыви себе, не гунди — сам посуди. <...> * * * Памяти Андрея Вознесенского И летал он в белом шарфике в Париж, и ходил он в красном шарфике по даче, и кружил по саду, как осенний лист, падал весело головою вниз, будто из ворот выбивал подачу. <...> …Зоя несет таблетку, видимо надо уснуть, а повезет — и проснуться, и строчки думать, мучительно подбираясь к раю, и слушать, как в доме Учителя старый рояль тяжело поднимает грудь, и клавишей стаю кормит с руки Наташа, пыль протирая. <...> Ветер играет в кости бревнами старого дома, окна открыты… страшно, Анна СаедШах. <...> Внутренним голосом ты говоришь Зое: не бойся, я все еще здесь, я все еще — Гойя, Гойи не умирают — пусть забирают. <...> Андрей Вознесенский Да кто ты мне собственно будешь такой, не брат и не сват, не друг, не любовник, не сын и не муж, не вор, не садовник — так близко живешь, почему? <...> Мне вовсе не трудно рубашку зашить, пельмени сварить, исправить проводку, за пивом <...>