244 Елена Крюкова Внезапное и ожидаемое Превосходен эпиграф к этой книге: «— А чего ты хочешь, если тут сто лет тюрьма да балет? <...> Столь же вечное противостояние ма терии и духа. <...> Книга — вещество духа, его производ ная; и то, что мысли и чувства обретают плоть и кровь в произведении искусства, материализуются — не столько законо мерно, сколько трансцендентно. <...> Сборник «Блатное и балетное» Михаи ла Письменного увидел свет после вне запного ухода автора из жизни. <...> Проза Письменного — крепкий сплав философии, притчи, реальности, где юмор перемешан с древним сказом, где библейские интонации перебиваются дворовыми, подзаборными; где сама ис тория обретает живой лик — то иконо писный и царский, полный предвечного благородства, то ухмылку урки, оскал об манщика, временщика. <...> Все они, как планеты, крутятся вокруг одного солнца — авторского сердца. <...> Недаром Письменный так любит древ нейший, былинный прием, прием СКАЗА, когда так легко спрятаться за чужое горе и иное счастье, влезть в чужую шкуру — и рассказать о себе, о своем родном, боль ном и горячем, без риска, что тебя узна ют и осмеют. <...> В «Житиях Гагоро вых» текст балансирует на грани то ста ринного торжественного сказа, то весе лой безыскусной притчи — и парадок сального, скрытого в пещерах и колодцах слов гротеска, вполне трагичного, совре менного и остроактуального. <...> Этот тайно упрятанный гротеск вне запно обнажается, и мы как на ладони видим и время, и страну, и ее людей двух разных поколений, большого и малень Книжный развал Книжный развал кого — и догадываться ни о чем не надо, и ничего не надо истолковывать и интер претировать: «— Это самое главное здание. <...> Гагор смотрел на ворон и думал, что это самые главные в Советском Союзе вороны. <...> Они могут приказать, и все так будет", — думал Гагор» («Жития Гагоровы»). <...> Кажущаяся простота интонации или эзопово иносказание, притчевое ма стерство или свобода авторского худо жества? <...> Автор <...>