Талантливый ученый и педагог с открытым сердцем: памяти В.А. Фокеева Не стало Валерия Александровича Фокеева. <...> Вклад Валерия Александровича в библиотечную науку огромен: он является автором когнитографической концепции библиографии — одной из самых значительных концепций в теории библиографии. <...> Его монография «Природа библиографического знания» (М., 1995), в которой изложена эта концепция, — пример вдохновенного научного труда, от начала до конца пронизанного болью за недооценку статуса библиографии в обществе. <...> Как блестящий историк библиографии, он с глубоким уважением относился к библиографоведческому наследию и переживал за «бытующее нигилистическое отношение к теоретическим взглядам таких деятелей, как Б.С. Боднарский, Н.В. Здобнов, С.А. Венгеров, И.В. Владиславлев, М.Н. Куфаев, Н.А. Рубакин, Н.Ю. Ульянинский и иных сторонников понимания библиографии как науки или области знания» («Природа библиографического знания». <...> ). При этом он искренне радовался тому, что коренной пересмотр этого неадекватного отношения к библиографии «уже начат в трудах Э.К. Беспаловой, И.Е. Баренбаума, Ю.С. Зубова, Н.К. Леликовой, Н.А. Слядневой, А.В. Соколова и других специалистов» (там же). <...> Валерий Александрович был прекрасным библиографом-практиком, не понаслышке, а изнутри знал неоцененные возможности библиографии, поэтому его боль, соединенная с решимостью показать эти возможности, как по кровеносным сосудам, течет от страницы к странице книги. <...> И с каждым словом, с каждым новым аргументом ему удается укрепить уверенность читателей в знаниевой миссии библиографии. <...> Понимая силу инерции научного мышления, он четко осознает те ограничения, в соответствии с которыми библиографии отводится и будет еще какое-то время отводиться «довольно узкая область функционирования» (там же, с. <...> Это познавательные и функциональные ограничения, ограничения объекта и субъекта библиографии, ограничения по видам коммуникации, по форме <...>