Делаются выводы о философских и исторических предпосылках их поэтического опыта. <...> Перед нами два наиболее значительных русских поэта того поколения, которое входило в жизнь в первой трети ХХ века. <...> Но в их общих качествах, о которых и пойдет речь, выражается не их творческое сходство, но властная воля времени. <...> («Путь к социализму» — 1931 г., «Вступление» — 1933 г.) воплотилось в совершенно разных поэтических мирах, но все же эти миры обладают несомненной общей основой: перед нами и в том и в другом случае поэзия не индивида, но массы как таковой. <...> Между тем отмеченная особенность их творчества и до сих пор в критике не нашла должного понимания. <...> Когда осторожно и неотчетливо пишут о «жанровой конвергенции лирики и эпоса в мировосприятии и творческом универсуме поэта» [1. <...> Особенно существенно то обстоятельство, что если «массовость» поэзии Твардовского еще можно попытаться объяснить давлением на него тогдашних установок «пролетарской литературы», то к раннему Заболоцкому, входившему не в РАПП, а в полуподпольное ОБЕРИУ, подобное объяснение никак не подходит. <...> Уникальный опыт поэта не только не объяснялся его современниками, но замалчивался и умалялся. <...> Вместе с тем безличная «массовость» была только этапом в развитии того и другого поэта: уже к середине 1930-х гг. в их творчестве ясно воплощается «личностное» начало, однако оно имеет принципиально иной характер и смысл, чем в предшествующей поэзии. <...> Известно, что Твардовский, по сути, отрицал всю русскую поэзию первой четверти ХХ в. <...> . Он упрекал эту поэзию не только в «субъективности», но и в «личностности». <...> Абсолютно, казалось бы, неожиданный и неоправданный упрек, предъявленный лирическому поэту, способен озадачить. <...> тывать, что это отношение к поэзии века определялось тем, что Твардовский решительно протестует против избранности индивида, его особенности: «Я счастлив тем, что я не чудо // Особой избранной судьбы» («За далью — даль»). <...> Эстетической ценностью <...>