Записки социалиста-революционера

Но уже волна неслышного, внутреннего подъема народной и общественной энергии властно захватывает своим течением всех и вся; это -- эпохи, когда поветрием революции стягиваются в сферу ее магнитного притяжения самые разнообразные элементы; когда, по старому народному {10} присловью, "резвенький сам набежит, а на тихонького Бог нанесет". <...> Таковы результаты моих "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет" за все время жизни, когда перед моими глазами сменился целый ряд вновь входящих "в строй" поколений, и когда приходится думать о том месте, которое занимает мое собственное поколение в пестром людском калейдоскопе, продолжающем развертывать свою бесконечную нить. <...> Немалой трепки нервов стоили нам поиски пути между Сциллой и Харибдой -- Сциллой абсолютного морального максимализма, толстовской теорией пассивного нравственного подвижничества -- и Харибдой столь же абсолютного аморализма, с его авантюристским "все позволено". <...> Мы отважно напрягали и перенапрягали свои логические способности; время от времени нас озаряло какое-нибудь "просияние ума", и мы воздвигали гордое здание {25} "системы нравственности, лишенной всяких внутренних противоречий", чтобы вдруг обрести в ней какую-нибудь зияющую трещину и провалиться в нее -- а затем беспощадно разрушить с таким трудом воздвигнутое здание и приняться воздвигать новое ... <...> Убеждение" в нашей "лестнице" {29} новых, светских заповедей вело к выработке "идеала"; идеал общественный, идеал социальной гармонии и солидарности, требовал живых носителей; эти живые носители, с одной стороны, должны были являться прообразами "нового человека" в идеальном строе, с другой же стороны должны были выработать в себе все те свойства, которые окажутся необходимыми в борьбе за идеал; по отношению к товарищам по идеалу декретировался "моральный максимализм", по отношению к насильнически настроенным врагам идеала -- правила войны, и т. д., и т. д. <...> Не было недостатка и в попытках <...>