Свен ПРИШВИНСКОЕ Есть такая речка, ничем не примечательная, да и название ее самое простое, крестьянское: Дубна. <...> Среди леса вьется она и среди кустарников вихляет в разные стороны: Дубна, Дубна и есть. <...> А спросите у Пришвина: вы вот, Михаил Михайлович, всю Россию исколесили, там и там были, всякие места видели, скажите, Михаил Михайлович, сделайте милость, Волга, Иртыш, Дон, Кама. . . какая из русских рек вам полюбилась? <...> В глаза вам посмотрит Михаил Михайлович и вроде по-секрету ссюбщит: — Дубну люблю. . за простоту ее люблю, за уют. <...> . . А если совсем под хорошую минуту подвернуться, раскроет Пришвин свои заметки-записки, коротенькие наброски, и многое там будет о подмосковной Дубне. <...> Так себе, для памяти помеченное. . . а вслушаешься, всмотришься, да ведь всё это эскизы великого художника, те штрихи, из которых рождается картина. <...> А потом — вроде застесняется: зачем бушевала и пугала силищей неуёмной. . утихомирится, побежит спокойной и доброй к кустам, освободит место тетеревам и уткам: гнездитесь, дело свое делайте; простор даст зайцам — вы тоже займитесь, чем вам положено. <...> . . Дубна — ведь это же наш русский народ, это я, да вы, да все мы — в половодье побушуем, льды поднимем и понесем не глядя, а потом. . . потом осмотримся, в берега свои войдем, муть выплеснем куда надо. . . может и пожалеем о чем, о деревьях изломанных, о кустах срезанных, пожалеем по-настоящему, порусски, и слезы не постесняемся. <...> . Вот за то Дубна у меня в памяти и близка душе моей, на Дубну смотрю я вёснами, на воду ее широкую, и позже — осенями — на тихо струящуюся речку и думаю, что вот время мое проходит, а я как-то стою сбоку, на перекрестке каком, смотрю и думаю, что всё виденное мною, всё, вот и травка эта, и паучок ползущий — всё это останется со мною, навсегда останется. <...> Потому ли, что Пришвин орловчанин, орловский то есть, как-никак ближе к Полярному кругу, чем к знойному югу, а только больше лежит его душа к весне, зиме и осени, чем к яркому солнцу июля <...>