Борис Филиппов Первое же впечатление, сразу, при первой же встрече: умная, очень умная старая русская барыня. ном» или в ограничительном О, отнюдь не в «сословсмысле этого слова. <...> В самом прямом и точном: вот такими строилась наша жизнь и наша культура. <...> России претгтюзья. — создавались и жили жизнь и культура и революционерами, и мистическими анархистами, и просто бунтарями, и охранителями, и либералами. <...> Но меньше всего было у нас вот этого коренного, в психологическом отношении характеризуемого неперелаваемо-русским соединением, казалось бы, нетоецинимых слов: меньше всего было у нас •консервативного либерально начала жизни, того по-европейски уравновешенного и спскойно^гтооттессивного начала, которое яолжно в каждом обществе закреплять и охранять достигнутое в поисках и сохранять пеннейпгее в прошлом. <...> Может быть, пристрастие Ариадны Вла1Гимировньт Тьпжовой — в умудренные годы ее жизни — к ПУШКИНУ, ее многолетняя работа над капитальной биографией этого умнейшего русского гения — «Жизнь Пушкина» — и объясняется органическим влечением к гению русской культурно-исторической гармонии, к чуть ли не единственному нашему «либералу-консерватору» в русской литературе. <...> Ариадна Владимировна и была вот такой редкой в нашей жизни представительницей консервативного либерализма или либерального консерватизма. <...> Наши гении были почти все неспокойны, мучительно-стремительны, наша культура металась в почти судорожных поисках правды-истины, и даже те, кто, казалось бы, был по природе взглядов своих консервативен — Константин Леонтьев, например, — по свойству своего характера были скорее бунтарями и анархистами. <...> И вот—редкая, драгоценная черта А. В. Тырковой: сочетание разумного, уравновешенного либерализма—не останавливающегося перед открытой оппозицией, перед уходом и в подполье, если это нужно — и нутряного устойчивого консерватизма. <...> Боже мой, как ненавижу я интеллигентский, вымоченный в известковой <...>