Иван Алексеевич Бунин
ПТИЦЫ НЕБЕСНЫЕ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
C горы, по наглаженной, ухабистой дороге, спускался к реке студент Воронов. Возле моста,
положив руки на костыль и глядя на реку, стоял какой-то маленький человечек.
Изумрудные льдины лежали вокруг темно-лиловой проруби. Голоса баб, полоскавших белье,
звонко раздавались в морозном воздухе. Солнце скрывалось сзади, за горою, снежная долина вся была в
тени, но оконца изб и кресты церкви на противоположной вороновской стороне еще горели лучистым
золотом.
Глубокие январские снега, огромные снежные шапки на избах алели. Красновато чернел и
сквозил возле церкви сад вороновского поместья, густо и свежо темнели сосны палисадника перед его
домом. Дым из труб дома поднимался в чистое зеленое небо ровными фиолетовыми столбами.
Казалось, что стоявший возле моста любуется.
Мимо него, со скрипом, раскатывались, неслись розвальни: шибко возвращался обоз
порожняком. И он благоразумно отошел к сторонке.
- Держись, срежу! - крикнул один из обозчиков, сани которого раскатились особенно лихо.
Стоявший обернулся, что-то крикнул в ответ... И, махнул рукой, закашлялся.
Студент сбежал к мосту, - он все кашлял. По вытянутой шее и склоненной голове, по тому, как он
отставил костыль, опершись на него обеими руками, видно было, что кашель затяжной, мучительный.
Но, должно быть, притворный: верно, что был дурачок, бродяга по святым местам, и, верно, он заметил
барина.
Студент поравнялся с ним, заглянул ему в лицо, под самодельную шапку с наушниками и
назатыльником, мехом внутрь. Тогда он смолк, низко поклонился и, отдуваясь, медленно побрел по
мосту, с визгом вонзая в морозный снег железный наконечник костыля. Худые ноги в больших лаптях
еле волочились...
Нет, не дурачок. Просто нищий и больной.
Необычна была только аккуратность, с которой лежали мешки за его спиной. Необычен и
зипунишка, старый, но тщательно заплатанный. И уже совсем необычно было лицо - лицо подростка лет
под сорок: бледное и изможденное, простое и печальное. Черные глазки глядели со странным
спокойствием. Печальные губы среди реденьких усов и бороды полуоткрывались. Прядь длинных волос,
по-женски ложившаяся на маленькое восковое ухо под наушником, была суха и мертва. Тело - щуплое,
тощее, с болезненно приподнятыми плечами.
- Застыл, старик? - крикнул студент с деланной бодростью.
Нищий приостановился и тяжело перевел дыхание, раскрывая рот, поднимая грудь и плечи.
- Нет, - ответил он неожиданно просто и даже как будто весело. - Застыть не застыл...
И опять собрался с духом и прибавил еще бодрее, таким тоном, точно все обстояло вполне
благополучно, кроме того, с чем уж ничего не поделаешь:
- Застыть не застыл. А вот здоровье... Он приподнял грудь:
- А вот здоровье все хужеет! И легонько двинулся вперед.
Студент осмотрел его лапти, онучи: ноги тонки и слабы, онучи тонки и стары, лапти разбиты,
велики... И как это он ухитряется ходить по такому морозу?
- Уж очень у тебя, дядя, обужа-одежа плоха! - сказал студент.
- Обужа, верно, плоха, - согласился нищий. - А вот одежа... Нет, одежа ничего. У меня под ней
кофта ватная.
- Все-таки студишься небось без валенок-то?
- Студишься... Бока колет... Закашляешься - прямо смерть.
Говорить на ходу было трудно. И студент остановился. Остановился и нищий и поспешил
положить дрожавшие руки на костыль.
- Дальний?
- Дальний... Из-под Ливен.
- Давно удушье-то?
- Удушье-то? Давно...
- Селитру не жег? Очень помогает.
Стр.1