Невозможно найти слова, чтобы описать её – и на сцене, и в жизни. <...> Эпитеты не давались никогда и никому, и потому придумывали разные – «Бэби Большого театра», «мадам «Нет», «молчунья», «маленький эльф». <...> Конечно, но история знает великих балерин, и каждой из них можно определить предшественницу по духу танца и внешнему облику. <...> Максимова же – одна: идеальная танцовщица без границ амплуа (от беззаботной травести до трагической героини), без жанровых ограничений (лирика, драма, комедия, трагедия были подвластны в равной степени), без пластических табу (владение полярными танцевальными языками не обнаруживало и доли акцента). <...> И поразительное впечатление от каждого спектакля – невозможно было поверить, что его танцевали раньше, каждый образ рождался у Максимовой словно впервые. <...> Эталонные данные, гармония арабесков, идеальные позы, воздушный прыжок, легчайшее вращение и незаметная глазу техника – непринужденная и чистая. <...> Свою избранность ей не стоило доказывать – это было очевидно с первых шагов в балетной школе и с первых выходов на сцену. <...> В Большой театр она была принята сразу на положение солистки, минуя неотвратимое для всех время кордебалета. <...> Сразу танцевала все ведущие партии, никогда не добиваясь и не прося их. <...> Одним из последних незабываемых творений была Анюта. <...> Но сама Максимова всегда отрекалась от особой любви к этой чеховской героине: «Скажу – Анюта, а куда девать Жизель? <...> Она могла предстать героиней любой эпохи, докапываясь до сути характеров только самостоятельно (великие педагоги – в помощь), и все, кто работал с ней, утверждают, что большего трудоголика не встречали. <...> Требовательность к себе многократно превышала все допустимые нормы, никто и ни44 Екатерина СергеевнаМаксимова. <...> Многие балетные признаются, что не могут видеть себя на экране и не смотрят. <...> Сама же Максимова о своих записях говорила так: «Если вдруг видела, то приходила в ужас – всё, надо заканчивать, я на сцену больше не выйду <...>