Н. В. Берг
Воспоминания о Н. В. Гоголе
Литературные мемуары. Гоголь в воспоминаниях современников
Серия ЛИТЕРАТУРНЫХ МЕМУАРОВ
Под общей редакцией: Н. Л. БРОДСКОГО, Ф. В. ГЛАДКОВА, Ф. М. ГОЛОВЕНЧЕНКО, Н. К.
ГУДЗИЯ
М., ГИХЛ, 1952
OCR: Александр Продан
В первый раз встретился я с Гоголем у С. П. Шевырева -- в конце 1848 года. Было несколько
человек гостей, принадлежавших к московскому кружку литераторов, которых называли славянофилами.
Сколько могу припомнить, все они были приглашены на обед для Гоголя, только что воротившегося из
Италии и находившегося тогда в апогее своего величия и славы... Московские друзья Гоголя, точнее
сказать приближенные (действительного друга у Гоголя, кажется, не было во всю жизнь), окружали его
неслыханным, благоговейным вниманием. Он находил у кого-нибудь из них во всякий свой приезд в
Москву все, что нужно для самого спокойного и комфортабельного житья: стол с блюдами, которые он
наиболее любил; тихое, уединенное помещение и прислугу, готовую исполнять все его малейшие
прихоти. Этой прислуге с утра до ночи строго внушалось, чтоб она отнюдь не входила в комнату гостя
без требования с его стороны; отнюдь не делала ему никаких вопросов; не подглядывала (сохрани бог!)
за ним. Все домашние снабжались подобными же инструкциями. Даже близкие знакомые хозяина, у кого
жил Гоголь, должны были знать, как вести себя, если неравно с ним встретятся и заговорят. Им
сообщалось, между прочим, что Гоголь терпеть не может говорить о литературе, в особенности о своих
произведениях, а потому никоим образом нельзя обременять его вопросами "что он теперь пишет?" а
равно "куда поедет?" или: "откуда приехал?" И этого он также не любил. Да и вообще, мол, подобные
вопросы в разговоре с ним не ведут ни к чему: он ответит уклончиво или ничего не ответит. Едет в
Малороссию -- скажет: в Рим; едет в Рим -- скажет: в деревню к такому-то... стало быть, зачем
понапрасну беспокоить!
Я достаточно был "намуштрован" по этой части и как-то так сжился с понятиями московских
друзей Гоголя, что к нему нужно относиться именно так, как они относились, что это было для меня в
высшей степени естественно и просто. Шум имени Гоголя, эффект его приездов в Москву (по крайней
мере в известных кружках), желание многих взглянуть на него хоть в щелку -- все это производило на
меня в ту пору весьма сильное впечатление. Признаюсь: подходя к двери, за которою я должен был
увидеть Гоголя, я почувствовал не меньше волнения, с каким, одиннадцать лет спустя, подходил в
первый раз к двери марсальского героя378.
Гостиная была уже полна. Одни сидели, другие стояли, говоря между собою. Ходил только один,
небольшого роста человек, в черном сюртуке и брюках, похожих на шаровары, остриженный в скобку, с
небольшими усиками, с быстрыми и проницательными глазами темного цвета, несколько бледный. Он
ходил из угла в угол, руки в карманы, и тоже говорил. Походка его была оригинальная, мелкая, неверная,
как будто одна нога старалась заскочить постоянно вперед, отчего один шаг выходил как бы шире
другого. Во всей фигуре было что-то несвободное, сжатое, скомканное в кулак. Никакого размаху,
ничего открытого нигде, ни в одном движении, ни в одном взгляде. Напротив, взгляды, бросаемые им то
туда, то сюда, были почти что взглядами исподлобья, наискось, мельком, как бы лукаво, не прямо
другому в глаза, стоя перед ним лицом к лицу. Для знакомого немного с физиономиями хохлов -- хохол
был тут виден сразу. Я сейчас сообразил, что это Гоголь, больше так, чем по какому-либо портрету.
Замечу здесь, что ни один из существующих портретов Гоголя не передает его как надо. Лучший -- это
литография Горбунова с портрета Иванова, в халате {*}. Она, случайно, вышла лучше оригинала; что до
сходства: лучше передала эту хитрую, чумацкую улыбку -- не улыбку, этот смех мудреного хохла как бы
над целым миром... Гоголевская мина вообще схвачена вернее всего в очерке Э. А.Мамонова, сделанном
наизусть 380. Но этот очерк страдает недостатками, свойственными произведениям такого рода: многое
неверно, нос длиннее, чем был у Гоголя; он так длинен, как Гоголь (одно время занимавшийся своею
физиономиею) его воображал. Волосы не совсем так. Зато галстук повязан точь-в-точь как повязывал его
Гоголь.
{* История этого портрета может быть рассказана как черта Гоголева характера. М. П. Погодин
Стр.1