В. Г. Белинский
Сочинения Зенеиды Р-вой.
Санкт-Петербург. 1843. Четыре части.
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 5. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1842 -- ноябрь 1843.
Редактор тома М. Я. Поляков. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья С. И. Машинского.
Примечания Г. Г. Елизаветиной.
М., "Художественная литература", 1979.
OCR Бычков М. Н.
В России женщины мало пишут. Впрочем, этому нечего удивляться: в России и мужчины почти
совсем не пишут. Смотря с этой точки зрения, вы увидите, что у нас женщины пишут именно не больше и
не меньше того, сколько могут они писать. Звание писательницы пока еще контрабанда не у одних нас.
Лживый взгляд на женщину осуждает ее на молчание. Этот взгляд, запрещающий женщине выходить из
заколдованного круга простых светских отношений, не есть принадлежность собственно русского
общества: он равно принадлежит и просвещенному Западу Европы. Правда, там, как и у нас, женщина
давно уже приобрела право говорить печатно,-- но как и о чем говорить? вот вопрос, подробное решение
которого завело бы нас далеко-далеко... в самую Азию. Никакая пишущая женщина в Европе не избегнет
пошлых намеков и названия синего чулка1, каков бы ни был ее талант, равно всеми признанный. Никто
там не оспоривает у женщины права высказываться печатно и возможности быть одаренною даже
великим творческим талантом; никого не оскорбляет и не соблазняет зрелище пишущей женщины; но в то
же время едва ли кто упустит случай, говоря о пишущей женщине, посмеяться над ограниченностию
женского ума, более будто бы приноровленного для кухни, детской, шитья и вязанья, чем для мысли и
творчества. Это уже такая привычка у мужчин: если они давно перестали бить женщин, то еще не отстали
от привычки грозить им кулаком или дразнить языком, в ознаменование права своей силы. Привычка -вторая
натура, и потому отстать от нее трудно. Для женщины-писательницы -- это первое, и притом еще
самое меньшее зло. Хуже всего, что она осуждена общественным мнением на самые невинные
литературные занятия, именно -- вечно повторять старые обветшалые истины, которым не верят даже и
дети, но которые тем не менее считаются почтенными. Нельзя употребить большего насилия над
женщиною, нельзя оказать ей большего презрения! Конечно, ей не воспрещается законом быть
оригинальною и глубокою в своих мыслях, могущественною и великою в творчестве, -- по крайней мере
настолько, насколько не воспрещается это законом мужчине; но если закон оставит женщину в покое,
тогда против нее действует общественное мнение. Тысячеглавое чудовище объявляет ее безнравственною
и беспутною, грязнит ее благороднейшие чувства, чистейшие помыслы и стремления, возвышеннейшие
мысли,-- грязнит их грязью своих комментариев; объявляет ее безобразною кометою, чудовищным
явлением, самовольно вырвавшимся из сферы своего пола, из круга своих обязанностей, чтоб упоить свои
разнузданные страсти и наслаждаться шумною и позорною известностью. Не правда ли, что это
возмутительно несправедливо?.. А вот вам и смешное: то же самое общество не читает женщин, пишущих
в духе его же собственной морали, и обходит их самым презрительным невниманием, потому что оно
само не верит своей морали и смеется над нею. Впрочем, оно противоречит таким образом самому себе не
в отношении к одним только женщинам. Возьмем, например, современное французское общество.
Представители его -- набитые золотом мешки, приобретатели, люди поклоняющиеся золотому тельцу.
Кого читает это общество? -- писателей в духе чуждой ему морали. Это общество недавно восхищалось
двумя романами Эжена Сю "Mathilde" {"Матильда" (фр.). -- Ред.} и "Mysteres de Paris" {"Парижские
тайны" (фр.). -- Ред.}, а эти романы не что иное, как страшный донос на это общество2. Это же общество
не хочет уже читать какого-нибудь мосье де-Бальзака, до сих пор верного моральному принципу
выскочившего в люди богатого мещанства; оно смеется над ним, презирает его и вместо его читает Жорж
Занд, в котором имело бы право видеть своего обвинителя, изобличителя и нравственную кару3. После
этого извольте угождать обществу и сообразоваться с его моралью! Все явления действительности внутри
себя самих заключают всю необходимость: вот отчего люди толкуют свое, а действительность идет своею
дорогою, не спрашиваясь у людей, но заставляя людей спрашиваться у нее. Привычка мало-помалу делает
людей равнодушными к явлению, которое вначале поразило их, и со временем они начинают не только
считать это явление естественным, но даже и приносить ему дань удивления и восторженных похвал.
Таково теперь во Франции положение Жоржа Занда как писательницы; но не таково было ее положение
Стр.1