В. Г. Белинский
Аббаддонна. Сочинение Николая Полевого. Издание второе
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 3. Статьи, рецензии и заметки. Февраль 1840 -- февраль 1841.
Подготовка текста В. Э. Бограда.
М., "Художественная литература", 1976
OCR Бычков М. Н.
АББАДДОННА. Сочинение Николая Полевого. Издание второе. Санкт-Петербург. 1840.
Печатано в типографии Конрада Вингебера. Четыре части. В 12-ю д. л. В I-й части 207, во II-й -- 206, в IIй
-- 179, в IV-й -- 200 стр.
Ба! старые знакомые! Добро пожаловать! Давно ли, подумаешь, а уж сколько воды утекло,
сколько событий сменилось! Знакомые -- а смотрят друг на друга дико; друзья -- а не знают, как и о чем
говорить друг с другом... Знаете ли, на кого похож, в отношении к публике, роман г. Полевого,
явившийся вторым изданием через пять лет после первого появления на свет? 1 -- На доброго,
простодушного помещика, который, прожив в деревне лет тридцать, народив кучу детей и поседев в
капитанском чине, вдруг приезжает по делам в столицу и идет навестить своих прежних товарищей по
воспитанию и службе; но увы! куда ни придет он с распростертыми дланями, с радушною улыбкою, -везде
принимают его холодно, с удивлением и, провожая, громко наказывают человеку говорить "дома
нет". Добряк в отчаянии, не понимая того, что бывшие его друзья уже успели нажить себе новых друзей
и из повес и шалунов успели сделаться людьми рассудительными, солидными, людьми comme il faut.
{порядочными (франц.). -- Ред.} Пять лет в русской литературе -- да это все равно, что пятьдесят в жизни
иного человека! Самым разительным доказательством этой грустной истины может служить почтенный
автор "Аббаддонны". В 1835 году издал он этот роман, то есть через два или три года после "Клятвы при
гробе господнем" 2, и, таким образом, двумя романами, из записного историка явился записным
романистом, хотя и тут не изменил своей натуре -- оставлять дело без конца, ибо "Аббаддонна" до сих
пор еще не кончена, так же как и знаменитая "История русского народа" и "Русская история для детей" 3.
Итак, в 1835 году г. Полевой был уже но историк, а романист. Но вот проходит еще пять лет,-- он уже и
не романист, а переделыватель Шекспира 4, трагик, комик, водевилист... Мимоходом, в это время, он
успел покончить журнал и приняться за другой...5 И потому, повторяем: должно ли удивляться, что та
же самая публика, которая очень радушно приняла "Аббаддонну" в 1835 году, теперь велит ей говорить
"дома нет"?..
Г-н Полевой хотел выразить в своем романе идею противоречия поэзии с прозою жизни. Для
этого он представил молодого поэта в борьбе с сухим, эгоистическим и прозаическим обществом: -мысль,
которая никогда не состареется, если только будет являться в новых формах. Но формы г.
Полевого восходят гораздо за 1835 год. Во-первых, его поэт, этот Рейхенбах, есть то, что немцы
называют прекрасною душою (schone Seele). У нас пытались некогда ввести это понятие под странным
словом "прекраснодушие", которое только насмешило всех. Здесь мы пользуемся случаем объяснить
значение немецкого Schonseeligkeit, {прекраснодушие (нем.). -- Ред.} -- тем более что роман г. Полевого
даст нам для этого все средства. Слова "прекрасная душа" имели у немцев, как и у всех добрых людей, то
благородное и похвальное значение, которое имеют они до сих пор у нас; но теперь они у немцев
употребляются как выражение чего-то комического, смешного. Так точно у нас еще недавно слова
"чувствительность" и "чувствительный" употреблялись для отличия людей с чувством и душою от людей
грубых, животных, лишенных души и чувства; следовательно, они употреблялись в благородном и
похвальном значении; а теперь эти слова употребляются у нас для выражения слабого,
расплывающегося, растленного и приторного чувства. Выражение "прекрасная душа", чрез
диалектическое развитие во времени, получило теперь у немцев значение чего-то доброго, теплого, но
вместе с тем детского, бессильного, фразерского и смешного. Рейхенбах г. Полевого есть полный
представитель такой "прекрасной души",-- и он тем смешнее, что почтенный сочинитель нисколько не
думал издеваться над ним, но от чистого сердца убежден, что представил нам в своем Рейхенбахе
истинного поэта, душу глубокую, пламенную, могучую. И потому его Рейхенбах есть что-то уродливое,
смешное, не образ и не фигура, а какая-то каракулька, начерченная на серой и толстой бумаге дурно
Стр.1