Ю. Манн
Начало
I
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 1. Статьи, рецензии и заметки 1834--1836. Дмитрий Калинин.
Вступит. статья к собр. соч. Н. К. Гея.
Статья и примеч. к первому тому Ю. В. Манна.
Подготовка текста В. Э. Бограда.
М., "Художественная литература", 1976
OCR Бычков М. Н.
Известен рассказ И. Панаева - в ту пору начинающего писателя - о том, какое впечатление
произвела на него первая большая статья Белинского. Открыв как-то последний номер "Молвы", Панаев
бросил взгляд на статью с оригинальным названием "Литературные мечтания. Элегия в прозе", принялся
ее читать - и не смог уже оторваться. "Новый, смелый, свежий дух ее так и охватил меня. "Не оно ли, -
подумал я, - это новое слово, которого я жаждал, не это ли тот самый голос правды, который я так давно
хотел услышать?"
Своим впечатлением Панаев поспешил поделиться с М. Языковым, в ту пору также начинающим
литератором. "Языков пришел в такой же восторг, как я, и впоследствии, когда мы прочли всю статью,
имя Белинского уже стало дорого нам" {И. Панаев. Литературные воспоминания. М.-Л., Гослитиздат,
1950, с. 108.}.
Так происходило знакомство читающей России - молодой России - с Белинским. Это знакомство
может быть охарактеризовано более поздним откликом Аполлона Майкова: "Вдруг налетела буря
Белинского..." {"Достоевский. Статьи и материалы". Пб., 1924, с. 270.}. Здесь передана не только сила
впечатления от его критики, но и сам момент внезапности и неотвратимости.
Тут нужно установить, что же особенно потрясло современников, в чем увидели они "новое
слово". Увы, их свидетельства, сами по себе, не дают исчерпывающего ответа. Что-то очень важное, но,
очевидно, казавшееся само собою разумеющимся, словно оставлено между строк. И мы должны поэтому
внимательно сопоставить исторические свидетельства, вдуматься в них, почувствовать саму
литературную ситуацию начала 30-х годов прошлого века.
На поставленный выше вопрос - о новизне "слова" Белинского - можно, конечно, ответить и не
мудрствуя лукаво: дескать, все дело в глубине его мысли, в энергии, в актуальности, в неразрывной связи
с действительностью и т. д. (нередко мы так и отвечаем). И разумеется, это будет правильный ответ, но уж
слишком общий, применимый к любому великому критику, да и к любому великому мыслителю. А важно
ведь именно понять, как проявились эти качества Белинского конкретно - в каких именно литературных
теориях, суждениях о писателях, оценках.
Панаев вспоминал, что его особенно поразило то место статьи Белинского, где говорилось о вреде
"литературного идолопоклонства", о "детском благоговении к авторитетам". Между тем мысль эта для
русского читателя не была уж такой неожиданной. Сегодня, спустя полтора века, мы можем отдать
должное русской критике 20-х - начала 30-х годов, довольно строгой, порою даже пристрастной к
отечественным писателям. Кажется, никогда еще не было свергнуто так много литературных кумиров, не
выражалось столь сильно критическое отношение к авторитетам, как в это время. Вот наудачу несколько
примеров.
Ровно за десять лет до "Литературных мечтаний" Кюхельбекер в знаменитой статье "О
направлении нашей поэзии, особенно лирической..." напал на мечтательную, уводящую от жизни музу
Жуковского; заодно досталось и "недозревшему Шиллеру", которому критик противопоставил "великого
Гете" и "огромного Шекспира". Позднее Н. Полевой произнес строгий суд над И. Дмитриевым, бывшим
еще в те годы, по выражению дореволюционного исследователя Н. Котляревского, "литературной
иконою". Не говорим уже о Надеждине, развернувшем настоящее критическое наступление на русских, а
заодно и западноевропейских романтиков.
Само выражение "у нас нет литературы", ставшее своеобразным лейтмотивом критической элегии
Белинского, имело уже свою историю. Впервые этот горький вывод был сделан Бестужевым в статье 1825
года и затем на разные лады повторялся другими критиками. "Будем беспристрастны и сознаемся, что у
нас еще нет полного отражения умственной жизни народа, у нас еще нет литературы", - писал, например,
Стр.1