В. Г. Белинский
Вступление
[к "Физиологии Петербурга, составленной из трудов русских литераторов, под редакциею Н. Некрасова"]
В. Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах. Т. II
ОГИЗ, ГИХЛ,М., 1948
Под общей редакцией Ф.М. Головешченко
Редакция С. П. Бычкова
OCR Бычков М.Н.
Русскую литературу часто упрекают за равнодушие к предметам отечественным. Это обвинение и
справедливо и несправедливо. В самом деле, с одной стороны, много ли у нас книг, из которых можно
было бы не только изучать, но и просто знакомиться с многочисленными сторонами русского быта,
русского общества? Скажем более: где у нас эти книги? Их нет. Русская литература представляет едва ли
не более материалов для изучения исторического и нравственного быта чужих стран, нежели России. Мы
разумеем здесь произведения беллетрические, то, что составляет так называемую легкую литературу,
которой назначение состоит в том, чтоб занимать досуги большинства читающей публики и
удовлетворять его потребности. Произведения художественные, творения строгого искусства мы не
причисляем к легкой литературе, а потому, говоря о бедности нашей литературы по части книг, которые
знакомили бы русских с их собственным бытом, мы не имеем в виду тех поэтических созданий, которыми
по справедливости всегда может гордиться русская литература и в которых отражается русское общество,
каковы, например: комедии Фонвизина, "Горе от ума" Грибоедова, некоторые из стихотворных
произведений Пушкина ("Граф Нулин", "Евгений Онегин", "Домик в Коломне", "Родословная моего
героя"), несколько его же повестей и рассказов в прозе ("Пиковая дама", "Капитанская дочка",
"Дубровский", "Летопись села Горохина" 412), комедии, повести и роман ("Мертвые души") Гоголя,
"Герой нашего времени" Лермонтова и, наконец, еще несколько произведений других более или менее
замечательных талантов. Если бы таких сочинений было и гораздо меньше, нежели сколько можно было
бы желать их, - все-таки нельзя жаловаться на их малочисленность, потому что явление великих талантов
не зависит от воли или желания людей. Но выбор предметов, которым посвящают перо свое
обыкновенные (и по тому самому и более многочисленные) таланты, может подвергаться упреку или
неодобрению. И вот с какой точки зрения литература наша вообще навлекает на себя сильные упреки со
стороны публики. В самом деле, у нас довольно романов исторических, которые хотят знакомить публику
с прошедшим бытом России, в разные эпохи ее существования; довольно романов сатирических,
нравоописательных, которые хотят знакомить ее с нравами современного общества; еще более у нас
повестей в этом роде и целые томы нравоописательных, нравственно-сатирических и всяких
юмористических статеек. Но от этого нам нисколько не легче. В исторических романах мы не находим
ничего, кроме исторических имен, и всего менее находим мы в них чего-нибудь похожего на древнюю
Русь. Это просто-напросто ученические эскизы с романов Вальтера Скотта, эскизы, в которых
историческая истина принесена в жертву несвойственному русской действительности романтизму. Сверх
того, видно еще, что авторы изучили эпоху, которую брались изображать в своих романах, из "Истории
государства российского" Карамзина, заглядывая в нее за несколько дней перед тем, как садились за свою
работу. Не лучше этих так называемых "исторических" романов и так называемые нравоописательные
романы: не знаем, что в них есть, но знаем, что в них нет нравов русского общества и что все, о чем в них
рассказывается, так же легко могло случиться, или - все равно - так же легко могло не случиться в Китае,
в Абиссинии, под водою и на облаках, как и в России. В них нет ни сатиры, ни нравов, потому что нет
взгляда на вещи, нет идеи, нет знания русского общества, а есть только мелочный сатиризм, школьное
критиканство, устремленное не на дикие понятия, не на ревущие противоречия между европейскою
внешностию и азиатскою сущностию, а на прически a la moujik {По-мужицки. - Ред.}, на очки, на
лорнеты, на усы, эспаньйолки, бороды и тому подобные невинные принадлежности моды. В них
фигурируют и рисуются герои добродетели и герои злодейства, которых имена напоминают собою
пословицу: по шерсти собаке и кличка, и которые заранее дают знать читателю, с кем предстоит ему
иметь дело; но в них нет людей, нет характеров, которые, в своей простоте и действительности, иногда
бывают гораздо лучше всевозможных бумажных героев добродетелей, а иногда, от доброты сердца и без
всякой злобы, делают больше зла, чем все на свете неестественные изверги порока. 413 Таковы же и
Стр.1