И.Ф. Анненский
О романтических цветах
Оригинал здесь -- http://dugward.ru/library/gumilev/annenskiy_romant_cv.html
В последнее время не принято допытываться о соответствии стихотворного сборника с его
названием.
В самом деле, почему одну сестру назвали Ольгой, а другую Ариадной? Романтические цветы -
это имя мне нравится, хотя я и не знаю, что, собственно, оно значит. Но несколько тусклое как символ,
оно красиво как звучность, - и с меня довольно.
Темно-зеленая, чуть тронутая позолотой книжка, скорей даже тетрадка Н. Гумилева
прочитывается быстро. Вы выпиваете ее, как глоток зеленого шартреза.
Зеленая книжка оставила во мне сразу же впечатление чего-то пряного, сладкого, пожалуй, даже
экзотического, но вместе с тем и такого, что жаль было бы долго и пристально смаковать и разглядывать
на свет: дал скользнуть по желобку языка - и как-то невольно тянешься повторить этот сладкий зеленый
глоток.
Лучшим комментарием к книжке служит слово "Париж" на ее этикетке. Русская книжка,
написанная в Париже, навеянная Парижем...
Юный маг в пурпуровом хитоне Говорил нездешние слова, Перед ней, царицей беззаконий,
Расточал рубины волшебства.
А когда на изумрудах Нила Месяц закачался и поблек, Бледная царица уронила Для него
алеющий цветок.
В этих словах не один искусный подбор звукоцветностей, в них есть и своеобразная красота,
только она боится солнечных лучей. Ее надо рассматривать при свете и даже при запахе от уличного "bee
Auer" (газового рожка (фр.)). Днем черты экзотической царицы кажутся у спящей точно смятыми, да и у
мага по лицу бродят синеватые тени. Но вчера в cafe-concert (кафешантан (фр.)) они оба были
положительно красивы, размалеванные.
Никакого тут нет ни древнего востока, ни тысячелетнего тумана: бульвар, bee Auer, кусок еще
влажного от дождя асфальта перед кафе - вот и вся декорация "ассирийского романа".
Не ушли стихи Н. Гумилева и от дьявола, конечно. Только у Н. Гумилева это, к счастью, не
карамазовский дьявол, а совсем другой.
Но что же из всего этого? Мы слишком серьезны. Нам нужно во что бы то ни стало, чтобы дьявол
вышел и в стихах именно такой, каким он снился аскетам после голода и самобичеваний. Но Париж ведь
не со вчерашнего дня знает и другого дьявола, этот дьявол - создание городской фантазии, мечта
Мансарды и Буль-Миша; это он был се boheme ricanant (ухмыляющаяся богема (фр.)). М. Роллина и не о
нем ли плакала еще недавно и верленовская шарманка? Что же? Разве этот дьявол не может быть красив?
Вам смешна великая любовь дьявола, и что он дьявол, и что он плавал (здесь - за магнитом Ф. Сологуба,
кажется) - напрасно. В бульварном дьяволе, может быть, есть абрис будущего...
Почему "мореплаватель Павзаний" и "император Каракалла" должны быть непременно
историческими картинами? Для меня довольно, если в красивых ритмах, в нарядных словах, в
культурно-прихотливой чуткости восприятий они будут лишь парижски, пусть даже только бульварнодекоративны.
И
над морем седым и пустынным, Приподнявшись лениво на локте, Посыпает толченым рубином
Розоватые длинные ногти.
Это положительно красиво... а Красивое, право, не так-то уж далеко и от Прекрасного. Pulchrum
non unum sed multa (Прекрасное не едино, но множественно (лат.)). Н. Гумилев умеет смотреть, если
захочет, и говорить о том, что видит, если видение красиво.
Кто был бледный и красивый рыцарь,
Что проехал на черном коне,
И какая сказочная птица
Кружилась над ним в вышине?
И какой печальный взгляд он бросил
На мое цветное окно,
Стр.1