Иннокентий Анненский. Об эстетическом отношении Лермонтова к природе
---------------------------------------------------------------------------Серия
"Литературные памятники" Иннокентий Ф.Анненский, М., "Наука", 1979
OCR Бычков М.Н.
---------------------------------------------------------------------------Милостивые
государи! Речь моя посвящена памяти Лермонтова. На школе
лежит долг хранить и поддерживать память о родных поэта. Неблагодарность
есть недостаток самосознания. Для русской школы имя Лермонтова не только
одно из немногих классических имен, но и неотразимо симпатичное имя. Есть в
лермонтовской поэзии особенное, педагогическое обаяние: ей одной свойственна
та чистота, почти кристальность изображения, какую мы встречаем в пьесах
"Ангел", "Три пальмы", "Молитва", "Ветка Палестины". Боденштедт сказал, что
если бы от Лермонтова осталась одна только "Песня про купца Калашникова",
этого было бы довольно для его славы {1}; я убежден, что если бы от нашего
поэта остались только эти четыре стихотворения, без которых теперь не
обходится ни одна хрестоматия, то русская школа все-таки поминала бы его имя
с почетом и благодарностью. Говорить о Лермонтове всего естественнее в эти
дни, когда память о нем ожила среди нас, благодаря пятидесятилетию со дня
его смерти, и сотни тысяч книг с его именем, портретом, стихами хлынули по
всей России такой благодатной волной.
Приемы современной истории литературы неблагоприятны для эстетического
изучения поэзии. Как ни важна биография поэта, но в ней, к несчастью,
минуты, "когда божественный глагол до слуха чуткого коснется" {2}, тонут в
тех годах, когда "меж детей ничтожных мира / Быть может, всех ничтожней он"
{3}. Крупнейший представитель исторического метода Тэн {4}, этот натуралист
от литературы, порвал с эстетикой и почти уничтожил самый
термин "поэзия":
он вдвинул поэтов в ряды литераторов. Еще дальше от поэзии как искусства
отвлекает работающих сравнительный метод: тут все силы направлены на
исследование сюжетов и мотивов, на литературные влияния и заимствования -
литература изучается экстенсивно.
Третье новейшее направление,
так
называемое научно-критическое, ставит себе задачей познать писателя и его
произведения на основании влияния его на общество - здесь поэзия уже совсем
сошла с подмостков и вместе с литературой низведена на степень народного
чтения. Детальное изучение произведений - филологическое, эстетическое,
психологическое - силою вещей отходит таким образом на второй план. У нас
его почти нет. Точностью текстов поэта дорожат мало и забывают, что у поэта
не наше слово - знак, а художественное слово - образ. Стоит только
напомнить, что наша поэзия, поэзия мировая,
насчитывает всего три
критических издания {5} и что ни один из русских поэтов не имеет
(сколько-нибудь полного) словаря, как древние классики или Дант, Шекспир,
Мольер, Гете - на Западе. Равнодушие к эстетике почти похоронило детальное
изучение произведений, в читателях оно ослабило литературный вкус, для
поэтов понизило ценз. И вот, когда случай заставит на некоторое время
пристально сосредоточить внимание на поэте, невольно
пожалеешь о том
времени, когда Лессинг был театральным критиком, Шиллер - законодателем
эстетики или когда Sainte-Beuve {6}, запираясь от всех, жил и дышал в
атмосфере изучаемого им писателя. Я не говорю уже о той роскоши, когда сам
поэт, как Кардуччи {7}, комментирует Данта и издает Петрарку или когда
Леопарди {8} издает оды с собственными филологическими примечаниями.
Для меня поэзия - прежде всего искусство. В этом ее обаяние,
неувядаемость ее славы и ее трагизм.
Поэты - люди особой породы.
Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их {9}.
Провиденциальное назначение поэта - в переживании сложной внутренней
жизни, в беспокойном и страстном искании красоты, которая должна, как
чувствует это поэт, заключать в себе истину. Эти искания, в их дисгармонии с
прозой жизни, заставляют поэта страдать.
Что без страданий жизнь поэта? {10}
Но его слеза - "жемчужина страданья" {11}. Из нее родятся элегии.
Стихия поэта - природа и духовная независимость. Как человек, поэт,
конечно, подчинен общим этическим законам, но смешно налагать на него
обязанности общественной службы: он вовсе не должен быть учителем или
публицистом, проповедником или трибуном. В общей культурной экономии его
значение определяется тем, что он своими образами фиксирует смутно и бегло
переживаемые нами идеи и ощущения: мы даем ему уголь, а он отдает нам алмаз.
Как искусство, поэзия имеет три характерных черты: во-первых,
она
универсальна - на пир поэзии придет и царь, и убогий, и старый и малый, и
слепой и глухой - для глухого поэзия будет живописью, для слепого - музыкой;
во-вторых, поэзия дает чисто интеллектуальные впечатления; она не дает
непосредственного наслаждения, как музыка и скульптура; чтобы наслаждаться
ею, надо думать; в-третьих? поэзия есть самое субъективное из искусств.
Живописец дает картину, музыкант - сонату, создания, объективно познаваемые
и объективно прекрасные. Поэт отдает нам с произведением свою душу: я вижу
его мысли, как ни объективируй он их в художественной форме. Творческая
работа (превращение угля в алмаз) - психологически процесс еще не
объясненный. Странно,
что признания поэтов,
скончавшегося Гончарова, не уяснили, а скорее затемнили дело.
безусловно, что это труд, и иногда мучительный.
Ценой томительных забот
Он покупает неба звуки -
Он даром слова не берет {12}, -
сказал Лермонтов про поэта. Я не говорю уже о внутренней добумажной
работе: черновые рукописи обыкновенно полны поправок, а бросание в огонь
неудачных набросков вошло в пословицу. Можно с уверенностью сказать, что
высокое поэтическое создание никогда не выходило готовым ни из головы Зевса,
ни из пены моря {13} - это скорее феникс, вечно возрождающийся из пепла.
Огонь пожрал вторую часть "Мертвых душ", но, кто знает, сколько поэтических
созданий возродил он в форме, более близкой к идеалу поэта.
например только что
Одно
Стр.1