Иннокентий Анненский. Вторая книга отражений
-------------------------------------------------------------------------------Серия
"Литературные памятники" Иннокентий Ф.Анненский, М., "Наука", 1979
OCR Бычков М.Н.
-------------------------------------------------------------------------------ПРЕДИСЛОВИЕ
Я
пишу здесь только о том, что все знают, и только
о тех, которые всем нам близки.
Я отражаю только то же, что и вы.
Но самая книга моя, хотя и пестрят ее разные
названия, вовсе не сборник. И она не только одно со
мною, но и одно в себе.
Мои отражения сцепила, нет, даже раньше их вызвала
моя давняя тревога.
И все их проникает проблема творчества, одно
волнение, с которым я, подобно вам, ищу оправдания
жизни.
ИЗНАНКА ПОЭЗИИ
МЕЧТАТЕЛИ И ИЗБРАННИК
Кроме подневольного участия в жизни, каждый из нас имеет с нею, жизнью,
лично свое, чисто мечтательное общение.
Но здесь распоряжается уже не жизнь, а мы, ее невольники. Здесь уже мы,
хотя и молча, хотя и лежа, но можем натешиться над нею вдосталь и, главное,
без малейшего риска.
Здесь каждый из нас, из центров вселенной, чувствует себя не только
господином жизни, но и ее солнцем, ее единственным, лучезарным и даже как-то
неумеренно благотворным солнцем.
И чем ничтожнее моя роль в настоящей жизни, чем бесцветнее самый фон
моего существования, тем ярче будет сиять мое сентиментальное, мое щедрое,
мое великодушное и прекрасное солнце.
Прочитайте "Белые ночи" Достоевского. Там под видом бедно одетого
канцеляриста вас займет один из несомненнейших царей вселенной. И, когда
этот безыменный ранним летом пробирается по улицам опустевшего Петербурга,
вы непременно отличите его по землистому цвету лица, потерянному взгляду и
озабоченно-рассеянной походке. Этот человек любит дома, он дружен со старыми
петербургскими домами {1} и молча говорит с ними в томительно-долгий закат
жаркого петербургского дня. Но еще больше любит нашу холодноватую белую
ночь, и деревянный забор, и ограду церкви, и чьи-то поспешные шаги по
рыхлому берегу реки Ждановки.
В жизни этот человек только уступает, и в бескорыстии, в присужденности
этих уступок есть для него даже особая, меланхолическая сладость. Его
двоюродный брат Дарданелов {2}, кажется, несколько позже преподавал
географию в уездном училище того города, где судили Митеньку Карамазова, и
хотя мать Коли Красоткина не подавала ему определенной надежды,
но
Дарданелов терпеливо ждал, и Дарданелов был счастлив.
Но тот давний мечтатель еще не был знаком со вдовою чиновника
Красоткина.
Он рассказывал свои сны только Настеньке, и Настенька плакала, потому
что ей было жаль Дарданелова и жаль самой себя, а главное, потому, что она
ничего не понимала в упоении его мечтаний.
Глупенькая Настенька любила только жизнь, а в мечтах ее друга жизни-то
именно и не было вовсе, а было только подполье, да еще фразы из какого-то
Стр.1