Анненковы в Нижнем Новгороде
{Очерк составлен С.Я. Гессеном и А.В. Предтеченским по рассказам Е.К. Гагариной, по
документам семейного архива и по письмам декабристов к Анненковым (собрание Пушкинского Дома).}
Источник: Полина Анненкова. Воспоминания
М.: Захаров, 2003. -- 384 с. -- (Серия "Биографии и мемуары").
OCR Ловецкая Т.Ю.
Анненков не сразу решился покинуть Тобольск, когда манифест Александра II открыл
декабристам путь в Европейскую Россию. К этому времени неподвижность Ивана Александровича
приобрела гомерические размеры. Недаром воспитанник декабристов, тобольский семинарист
М.С.Знаменский, вспоминал, что он даже салфетку за обедом брал "с таким ленивым видом, с каким я
способен был брать только одного Цицерона". Декабрист Л.С. Бобрищев-Пушкин зло острил, что у
Анненкова два часа уходит на то, чтобы пересесть с одного стула на другой.
Такому человеку нелегко было пуститься зимою в далекий путь, и все нетерпение Прасковьи
Егоровны, горевшей желанием скорее ехать в Россию, казалось, ни к чему не приводило. Так, в различных
отсрочках, кончился 1856 год, а с наступлением следующего, 1857 г., Иван Александрович серьезно
захворал, и самая жизнь его находилась в опасности. При таких условиях, вопрос об отъезде, конечно,
снова откладывался на неопределенное время. Но и тогда, когда Анненков уже стал поправляться, он изза
слабости здоровья все еще не решался пускаться в далекий путь, Прасковья Егоровна нервничала и
хандрила в Тобольске, дети -- Ольга и Иван, давно уже находившиеся в России, тосковали и не знали, чем
объяснить эти промедления. А Анненков пребывал в мрачной нерешительности, вопреки настояниям
друзей-декабристов, давно перебравшихся по ту сторону Урала и уговаривавших Ивана Александровича
скорее следовать их примеру. "Я уверен, -- писал из Нижнего Новгорода Свистунов, -- что путешествие
поправит вас вернее, нежели все лекарства, вместе взятые. Отправляйтесь в путь возможно скорее".
С самого начала у Анненкова зародилась мысль о переезде в Нижний, где тогда губернаторствовал
декабрист А.Н.Муравьев. В этом направлении и хлопотали его товарищи. Свистунов, собиравшийся
перебираться из Нижнего в Калугу, заблаговременно заботился о подыскании для Анненковых
помещения и завещал им все свое домашнее обзаведение. Он же, совместно с И.И. Пущиным и Е.И.
Якушкиным, сыном декабриста, хлопотал о его служебном положении по возвращении в Россию.
В ряду прочих забот Анненкова тревожила перспектива подвергнуться на родине новому
мелочному надзору. Тревога эта была не безосновательна, а источники ее чрезвычайно любопытны для
характеристики положения вообще амнистированных декабристов. 16 января 1857 г. из Н.Новгорода
Свистунов писал Анненкову "по поводу известной вам бумаги, в которой говорилось о надзоре, коему
министр Ланской, или, вернее, чиновник его канцелярии, хотел вас подвергнуть своим частным
распоряжением. Сергей Петрович (Трубецкой) писал своей сестре Потемкиной, ссылаясь на русскую
поговорку "где жалует царь, не разжалует псарь". Она говорила с Долгоруким, встреченным ею в салоне,
который засвидетельствовал ей, что он не слышал ни о каком распоряжении касательно надзора за вами
со стороны кого бы то ни было. Самое любопытное в этом то, что есть бумага одного из министров
сибирским губернаторам, в которой требуется установить два разряда: один для амнистированных, другой
для оставляемых под надзором. Виктор Антонович (Арцимович) направил здешнему губернатору
чиновника, через которого он поручил ему установить надзор за Пущиным. Губернатор был чрезвычайно
удивлен этим известием и обратился к министру за разъяснениями. Он считает, что это -- секретный
надзор, и, стало быть, дело жандармерии, тогда как у него на это нет ни полномочий, ни средств".
Вскоре после того вопрос о переводе Анненкова вполне оформился. 7 февраля Свистунов извещал
Ивана Александровича, что от самого губернатора слышал о его переводе. После того потребовалось,
однако, еще около полугода на то, чтобы объединенные усилия Прасковьи Егоровны и друзейдекабристов
возымели действие. В июне Анненков был определен "на службу в Нижегородскую
губернию с назначением состоять при начальнике губернии сверх штата", и в конце следующего месяца
Анненковы выехали в Нижний.
Прасковье Егоровне было под шестьдесят лет, когда она возвращалась в Россию. Отшумевшие
грозы оставались далеко позади, и жизнь, входившая все более в обыденную колею, не требовала уже
того колоссального напряжения всех душевных сил, как прежде. Она и сквозь тридцатилетнюю ссылку,
вопреки всем невзгодам и болезням, казалось, пронесла в неприкосновенности свою поразительную
жизнеспособность. Сибирские снега бессильны были затушить горевший в ней огонь, но самому огню
Стр.1