Аксаков Иван Сергеевич
Речь о А. Ф. Гильфердинге, В. И. Дале и К. И. Невоструеве
---------------------------------------------------------------------------Аксаков
К. С., Аксаков И. С. Литературная критика / Сост., вступит,
статья и коммент. А. С. Курилова. - М.: Современник, 1981. (Б-ка "Любителям
российской словесности").
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
---------------------------------------------------------------------------Милостивые
государи!
Тяжел был для нас прошлый високосный год. Выбыли силы, нелегко
заменимые, и убыль значительно перевесила прибыль. Русская словесность, а с
нею и небольшой круг людей, составляющих наше Общество, понесли важные
утраты: 20 июля {1} мы лишились Александра Федоровича Гильфердинга, 22
сентября скончался Владимир Иванович Даль, а 29 ноября не стало и Капитона
Ивановича Невоструева.
Неодинакова судьба и неодинаково значение этих трех подвижников русской
науки и русского слова; различны дарования - мы и не намерены их сравнивать,
но при всем различии немало и общего - особенно во внутреннем содержании их
деятельности.
Один, именно Гильфердинг, сошел в могилу в самой лучшей поре своих лет,
не успев докончить самой главной своей работы, для которой всю свою
предшествовавшую, полезную деятельность считал только подготовлением.
Столько уже было дано и совершено им одним на всех разнообразных поприщах
его кратковременной жизни, что этого дела достало бы на заслугу многим, и
многие тем бы и удовлетворились; но не в природе Гильфердинга было
ослабевать и успокаиваться, да и мы не переставали простирать все новые и
высшие требования к этой ведомой нам силе труда и таланта. Он не был
художником слова; для него - человека науки и мысли - русская речь служила
по преимуществу средством для объяснения истин исторических,
этнографических, политических; однако ж
и филология входила в круг его
научных исследований, а в последнее время привлекла его к себе область
русского песенного народного творчества, и не только привлекла, но и
напрягла его ученую любознательность до крайней степени самоотвержения,
далее которой не может идти человек: он пожертвовал ей здоровьем и самой
жизнью, - болезнь я смерть застигли его в самом странствии - в поисках за
былинами и сказаниями. Он умер на 41 году своего возраста.
Напротив того, ровно и мерно дошел Даль до края своего долгого земного
поприща, успевши оправдать всю полноту возлагавшихся на него надежд, - дать
все, что по собственному его сознанию он в силах был дать, и под конец жизни
воздвигнув себе вековечный памятник своим "Толковым словарем живого
великорусского языка".
Даль также не может быть
назван
художником-созидателем в тесном смысле этого выражения, но русское слово не
было для него только средством: нет, оно само по себе было для него
предметом и целью, преимущественно с художественной своей стороны, - не наше
книжное, искалеченное, чахлое слово, а именно слово живое, которое он всю
жизнь, везде и всюду подбирал из уст самого народа. Поэтому и в
произведениях Даля, относящихся, по своей внешней форме, к разряду "изящной
словесности", видится одна главная задача: воспроизвести собственно это же
слово в его жизненной обстановке, во всей его меткости и уместности! Оттого
и язык его повестей и рассказов - не столько органическая, творческая речь
самого автора, сколько живой талантливый подбор народных выражений,
поговорок, пословиц, - будто нити, нанизанные зернами. Все мы слышим кругом
себя народную речь, всюду она раздается, но ока скользит мимо нас, не
задерживая на себе нашего внимания; нужно обладать особенным художественным
слухом и глубоким сочувствием к народу для того, чтоб в слышимом говоре
услышать его живые особенности, его красоту, подметить, уловить все изгибы и
оттенки смысла и таким образом обратить их в достояние науки, словесности, -
вообще народного самосознания. Этим слухом, этим сочувствием и обладал в
высшей степени Владимир Иванович Даль. Если обратиться воспоминанием к
самому началу его литературной деятельности под именем _Козака Луганского_,
- нельзя не поразиться смелостью и самостоятельностью его почина и вообще
всею его нравственною оригинальною фигурою,
с отчетливыми,
строгоопределенными очертаниями, - так резко выдающегося на сером фоне наших
тогдашних литературных и общественных нравов, нашей - столько модной в то
Стр.1