М. ВОЛОШИН
Александр Блок. Нечаянная Радость
Второй сборник стихов. Изд. "Скорпион",1907
Мысленно пропускаю я перед собой ряд образов: лики современных поэтов: Бальмонт, Вячеслав
Иванов, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Александр Блок -- длинное ожерелье японских масок, каждая
из которых остается в глазах четкостью своей гримасы.
Бальмонт со своим благородным черепом, который от напряжения вздыбился узлистыми
шишками, с глубоким шрамом -- каиновой печатью, отметившим его гневный лоб, с резким лицом,
которое все -- устремленье и страсть, на котором его зеленые глаза кажутся темными, как дырки, среди
темных бровей и ресниц, с его нервной и жестокой челюстью Иоанна Грозного, заостренной в тонкую
рыжую бородку.
Вячеслав Иванов, несколько напоминающий суженностью нижней части лица, увенчанного лбом,
черты Бальмонта. В глазах его пронзительная пытливость, в тенях, что ложатся на глаза и на впалости
щек, есть леонардовская мягкость и талантливость. Длинные волосы, цветочными золотистыми
завитками обрамляющие ровный купол лба и ниспадающие на плечи, придают ему тишину
шекспировского лика, а борода его подстрижена по образцам архаических изображений греческих
воинов на древних вещах.
У Валерия Брюсова лицо звериное -- маска дикой рыси, с кисточками шерсти на ушах: хищный,
кошачий лоб, убегающий назад, прямой затылок на одной линии с шеей, глаза раскольника, как углем
обведенные черными ресницами; злобный оскал зубов, который придает его смеху оттенок ярости.
Сдержанность его движений и черный сюртук, плотно стягивающий его худую фигуру, придают ему
характер спеленутой и мумифицированной египетской кошки. Неуловимое сходство, которое делает
похожей маску Вячеслава Иванова на маску Бальмонта, сближает лица Андрея Белого и Брюсова.
В Андрее Белом есть та же звериность, только подернутая тусклым блеском безумия. Глаза его,
точно так же обведенные углем, неестественно и безумно сдвинуты к переносице. Нижние веки
прищурены, а верхние широко открыты. На узком и высоком лбу тремя клоками дыбом стоят длинные
волосы, образуя прическу "a la Antichriste".
Среди этих лиц, сосредоточенных в одной черте устремленности и страстного порыва, лицо
Александра Блока выделяется своим ясным и холодным спокойствием, как мраморная греческая маска.
Академически нарисованное, безукоризненное в пропорциях, с тонко очерченным лбом, с
безукоризненными дугами бровей, с короткими вьющимися волосами, с влажным изгибом уст, оно
напоминает строгую голову Праксителева Гермеса, в которую вправлены бледные глаза из прозрачного
тусклого камня. Мраморным холодом веет от этого лица.
Рассматривая лица других поэтов, можно ошибиться в определении их специальности: Вячеслава
Иванова можно принять за добросовестного профессора, Андрея Белого за бесноватого, Бальмонта за
знатного испанца, путешествующего инкогнито по России без знания языка, Брюсова за цыгана, но
относительно Блока не может быть никаких сомнений в том, что он поэт, так как он ближе всего стоит к
традиционно-романтическому типу поэта -- поэта классического периода немецкой поэзии.
----Стих
Блока гибок и задумчив. У него есть свое лицо. В нем слышен голос поэта. Это достоинство
редко и драгоценно. Сам он читает свои стихи неторопливо, размеренно, ясно, своим ровным, матовым
голосом. Его декламация развертывается строгая, спокойная, как ряд гипсовых барельефов. Все
оттенено, построено точно, но нет ни одной краски, как и в его мраморном лице. Намеренная тусклость и
равнодушие покрывают его чтение, скрывая, быть может, слишком интимный трепет, вложенный в
стихи. Эта гипсовая барельефность придает особый вес и скромность его чтению.
Блок напоминает старый, ныне вышедший из моды тип поэта-мечтателя. Острота жизненных
ощущений, философская широта замыслов и едкая изысканность символической поэзии сделали этот тип
отжившим и смешным. Сами слова -- мечты и сны потеряли свою заклинательную силу и стали в поэзии
прискорбными общими местами. Но для Блока и мечты и сон являются безвыходными состояниями
духа. Его поэзия -- поэзия сонного сознания. В таком состоянии духа живут созерцатели, охваченные
Стр.1