Викентий Вересаев
Из книги "ЗАПИСИ ДЛЯ СЕБЯ"
На фоне яркой весенней зелени -- великолепный конь золотистой масти, с раздувающимися
черными ноздрями. <...> На нем -- нагая девушка с беломраморным телом, румяная, с алыми устами. <...> На фоне яркой весенней зелени -- нагой конь с беломраморным телом,
румяный, с раздувающимися алыми ноздрями. <...> На нем -- прекрасная девушка золотистой масти, с
черными губами и с черным носом. <...> То же душевное благородство в тонких чертах лица, та же трогательная
целомудренность -- не девушки, а замужней женщины, особенно трогательная и ценная. <...> Леда в объятиях Юпитера" Микеланджело или "Ио в объятиях Юпитера" Корреджио -какая высокая, какая чистая красота! <...> А в той же берлинской
Национальной галерее картина того же Корреджио "Леда и Юпитер" -- чистейшая порнография. <...> Или вот: сколько есть сладострастных, а то и совсем порнографических стихотворных описаний
того же акта. <...> А вот прочтите следующее
стихотворение Пушкина:
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змеей,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий,
О, как милее ты, смиренница моя,
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склонясь на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна, без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему,
И разгораешься потом всё боле, боле - И делишь наконец мой пламень поневоле. <...> В сущности, подробнейшее чисто физиологическое описание двух половых актов,-- с страстной
женщиной и с женщиной холодной. <...> Есть изумительные мастера этого
Художник -- человек, "специальность" которого -- глубоко и своеобразно переживать
впечатления жизни и, как необходимое из этого следствие,-- воплощать их в искусстве. <...> А у эллинов,-- пусть и у них
мастерство изумительное,-- у них этого мастерства не замечаешь, дело совсем <...>
Из_книги_Записи_для_себя.pdf
Викентий Вересаев
Из книги "ЗАПИСИ ДЛЯ СЕБЯ"
На фоне яркой весенней зелени -- великолепный конь золотистой масти, с раздувающимися
черными ноздрями. На нем -- нагая девушка с беломраморным телом, румяная, с алыми устами. Красиво!
Маленькая перестановка. На фоне яркой весенней зелени -- нагой конь с беломраморным телом,
румяный, с раздувающимися алыми ноздрями. На нем -- прекрасная девушка золотистой масти, с
черными губами и с черным носом. Красиво?
* * *
На баррикаде
В октябре 1917 года, в Москве. Окоп пересекал Остоженку поперек. В окопе сидели рабочие,
солдаты и стреляли вниз по улице, по юнкерам. Третий день шел бой. Совершалось великое и грозное.
Не страница истории переворачивалась, а кончался один ее том и начинался другой.
Стреляли. Продвигаться вперед с одними винтовками, без артиллерийской подготовки, было
трудно. Но уже знали: с Ходынки идут на Хамовнический плац батареи на помощь красным. И все
ждали, когда над головами завоют снаряды и начнут бить в здание штаба, где засели юнкера.
На время затихла стрельба. Перед окопом озабоченно пробежала рыжая собачонка с черными
ушами, остановилась у тумбы, обнюхала и побежала дальше. Вдруг быстро подняла голову и жадно
стала во что-то вслушиваться. И невольно все тоже насторожились: не начинает ли артиллерия обстрел?
Но нет. Совсем не это интересовало собачонку. Было что-то гораздо важнее и интереснее: за
углом, в Мансуровском переулке, завизжала собака, и рыжая собачонка с серьезными, обеспокоенными
глазами вслушивалась в визг. Это было для нее самое многозначительнее среди свиста пуль и треска
пулеметов, среди гула разрушавшихся устоев старой человеческой жизни.
* * *
И из всего -- самое потрясающее, почти невозможно вообразить, и что, однако, совершенно
бесспорно. Год, неделя, час, секунда... Только мы, с нашим сознанием, воспринимаем их как данные
отрезки времени. Чтоб нанести ответный удар врагу, человеку потребно несколько секунд. Спать человек
должен каждый день. Но при соответствующих внешних условиях возможны существа, которым для
нанесения удара врагу требуется наша неделя, и другие существа, которые должны спать каждую нашу
секунду. Вся наша многовековая история может вместиться в одно моргание глаза какого-нибудь
существа. И во время одного нашего вздоха протекло многомиллионнолетнее существование какогонибудь
микроскопического мира,-- микроскопического для нас, а по существу -- такого же огромного,
как наш: перед вечностью миллион лет и секунда равны.
* * *
Передо мною большими шагами расхаживал известный художественный критик, высокий
человек со студенчески длинными волосами, рукою откидывал волосы с красивого лба и говорил:
-- Вот перед окнами вашего кабинета -- церковка. Зашел к вам художник, увидел ее. "Какая
замечательная церковь! Подлинно русская церковь! Как чувствуется в ней глубокое смирение русского
народа, его просветленно-христианская примиренность с горькою своею судьбою!
Стр.1