Иван Сергеевич Тургенев. Накануне
Роман
--------------------------------------------------------------------Книга:
И.С.Тургенев. "Накануне. Отцы и дети"
Издательство "Художественная литература", Москва, 1979
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 25 декабря 2001
--------------------------------------------------------------------I
В
тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один
из самых жарких летних дней 1853 года лежали на траве два молодых человека.
Один, на вид лет двадцати трех, высокого роста, черномазый, с острым и
немного кривым носом, высоким лбом и сдержанною улыбкой на широких губах,
лежал на спине и задумчиво глядел вдаль, слегка прищурив свои небольшие
серые глазки; другой лежал на груди, подперев обеими руками кудрявую
белокурую голову, и тоже глядел куда-то вдаль. Он был тремя годами старше
своего товарища, но казался гораздо моложе; усы его едва пробились, и на
подбородке вился легкий пух.
Было что-то детски-миловидное,
избалованностью,
что-то
привлекательно-изящное в мелких чертах его свежего, круглого лица, в его
сладких, карих глазах, красивых, выпуклых губках и белых ручках. Все в нем
дышало счастливою веселостью здоровья, дышало молодостью - беспечностью,
самонадеянностью,
прелестью молодости. Он и поводил
глазами, и улыбался, и подпирал голову, как это делают мальчики, которые
знают, что на них охотно заглядываются. На нем было просторное белое пальто
вроде блузы; голубой платок охватывал его тонкую шею, измятая соломенная
шляпа валялась в траве возле него.
В сравнении с ним его товарищ казался стариком, и никто бы не подумал,
глядя на его угловатую фигуру, что и он наслаждается, что и ему хорошо. Он
лежал неловко; его большая, кверху широкая, книзу заостренная голова неловко
сидела на длинной шее; неловкость сказывалась в самом положении его рук, его
туловища, плотно охваченного коротким черным сюртучком, его длинных ног с
поднятыми коленями, подобных задним ножкам стрекозы. Со всем тем нельзя было
не признать в нем хорошо воспитанного человека; отпечаток "порядочности"
замечался во всем его неуклюжем существе, и лицо его, некрасивое и даже
несколько смешное, выражало привычку мыслить и доброту. Звали его Андреем
Петровичем Берсеневым; его товарищ, белокурый молодой человек, прозывался
Шубиным, Павлом Яковлевичем.
- Отчего ты не лежишь, как я, на груди? - начал Шубин. - Так гораздо
лучше. Особенно когда поднимешь ноги и
стучишь каблуками дружку о дружку -
вот так. Трава под носом: надоест глазеть на пейзаж - смотри на какую-нибудь
пузатую козявку, как она ползет по былинке, или на муравья, как он суетится.
Право, так лучше. А то ты принял теперь какую-то псевдоклассическую позу, ни
дать ни взять танцовщица в балете, когда она облокачивается на картонный
утес. Ты вспомни, что ты теперь имеешь полное право отдыхать. Шутка сказать:
вышел третьим кандидатом! Отдохните, сэр; перестаньте напрягаться, раскиньте
свои члены!
Шубин произнес всю эту речь в нос, полулениво, полушутливо (балованные
дети говорят так с друзьями дома, которые привозят им конфеты), и, не
дождавшись ответа, продолжал:
- Меня больше всего поражает в муравьях, жуках и других господах
насекомых их удивительная серьезность; бегают взад и вперед с такими важными
физиономиями, точно и их жизнь что-то значит! Помилуйте, человек, царь
созданья, существо высшее, на них взирает, а им и дела до него нет; еще,
пожалуй, иной комар сядет на нос царю создания и станет употреблять его себе
в пищу. Это обидно. А с другой стороны, чем их жизнь хуже нашей жизни? И
отчего же им не важничать, если мы позволяем себе важничать? Ну-ка, философ,
разреши мне эту задачу! Что ж ты молчишь? А?
- Что? - проговорил, встрепенувшись, Берсенев.
- Что! - повторил Шубин. - Твой друг излагает перед тобою глубокие
мысли, а ты его не слушаешь.
- Я любовался видом. Посмотри, как эти поля горячо блестят на солнце!
(Берсенев немного пришепетывал.)
Стр.1