А.Н.Толстой
ПРОСТАЯ ДУША
1
Катю,
портниху, не знали? Очень хорошая была портниха и брала
недорого. А уж наговорит, бывало, во время примерки, пока с булавками во
рту ползает по полу, - прикладывает, одергивает, - узнаете все, что
случилось захватывающего на Малой Молчановке. А если начнете бранить, -
отчего обещала и не принесла платье, - заморгает глазами:
- Верю, верю, мадам, вы совершенно вправе сердиться.
Вывески у Кати не было, жила на Малой Молчановке, в низку, на углу,
против Николы на Курьих Ножках, когда войдете в ворота, - направо ее дверь.
Катя весь день сидела у окошка, откусывала нитки, встряхивала кудрями,
- кудри свои, не подвитые. Помощница, веснушчатая девочка, наметывала
платье на манекене. В комнате две клетки с птицами, картонки, свертки
повсюду, перед зеркальцем бумажные розы и карточки на стене.
Госпожа Бондарева, докторша, всегда - пойдет гулять - остановится у
окошка, разговаривает:
- Катя,
бессовестная.
- Извиняюсь,
опять вы меня обманули, не принесли платья. Вы, Катя,
мадам, здравствуйте. Я вас вполне понимаю, что вы
окончательно вправе сердиться.
Катя небольшого роста, в шелковых чулках, в башмачках с большими
бантами, в синей юбке, до того короткой и легкой, что - бежит по улице с
картонками, все на нее косятся! премиленькая фигурка. И всегда, выходя со
двора, накидывала синюю же душегрейку с мехом, - будь хоть июль месяц, -
пекло: мех Кате к глазам.
А глаза очень были недурны: ясные, иногда чуть-чуть припухшие, не то
от слез, не то от бессонной ночи.
Но судить ее никто не смел. Катя была девушка холостая, одинокая, сама
на себя работала, а если и влюблена была постоянно, в особенности по осени
и в осенний сезон, то, может быть, и сама не рада была своему такому
характеру и делала это совсем не для того, чтобы досаждать заказчицам.
2
Давно это было - летом. Работала Катя домашней портнихой у докторши
Бондаревой в Серебряном Бору, на даче "Ландыш".
С утра вертит машинку, улыбается полотняным строчкам, пожимает
плечиками, потом облокотится и глядит в окно. Ах! Воспоминания!
За окном жара, стонут куры, скрипит гамак, маются между сосен барышни,
За кустами, за забором - дзынь, дзынь - прошел
сестры Бондаревы.
кавалерист. Труба заиграла в Фанагорийском полку. Ах! Воспоминания!
Быстро, быстро крутит Катя машинку. Зовут обедать. Она садится к столу
аккуратно, - руки сложила, губы поджала, - все, как полагается девушке с
самолюбием. Бондарев извиняется перед ней, что в подтяжках, пьет водку,
отдуваяеь, глядит в суп. Барышни томятся, не хотят кушать, мальчишки
Бондаревы, недоступные никакому воспитанию, крошат хлеб, щиплются под
столом, от докторши пахнет Валерьяном, одна Катя сидит в мечте. На вопрос:
"Еще, Катя, супу?" - вздрагивает.
- Мерси. Аппетиту нет.
Какая там еда! В шесть часов Катя складывает шитье, отряхивает юбку от
ниток и бежит на террасу, зовет Капитолину, горничную, - она в полном
подчинении у Кати и тоже в мечте.
- Капитолина, идите брать урок танцев.
Капитолина появляется из-за погробицы, на ходу вытирает руки, бросает
фартук в акацию. Катя говорит:
- Станьте в позицию. Па-де-катр. Слушайте музыку: "Мамаша, купите мне
пушку, я буду стрелять" (так подпевали юнкера на балах). Легче, легче,
Капитолина. Воздушней. Не так, не так. Боже мой!
Отстраняет Капитолину и, подобрав юбку, летает по балкону.
- И-ах! И-ах! И-ах!
А вечером, не загаснет еще заря, не высыпят еще звезды над высокими
соснами, над Ходынским полем, - уж несутся издалека звуки вальса. Ту...
ту... ту... - трубят фанагорийцы в медные трубы на берегу Москвы-реки, на
кругу, за лесом.
Стр.1