Ткачев Петр Никитич
Мужик в салонах современной беллетристики
Русская критика XVIII--XIX веков. Хрестоматия. Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по
специальности N 2101 "Рус. яз. и литература". Сост. В. И. Кулешов.М., "Просвещение", 1978.
OCR Бычков М. Н.
Выдающийся революционер-народник, неоднократно подвергавшийся арестам. Боролся с
попытками ревизии наследства шестидесятников, в своих статьях старался развивать традиции
Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Обратил пристальное внимание на роль экономических
факторов в духовной жизни общества, стал употреблять терминологию, связанную с понятиями о
классовой борьбе в обществе. За границей испытал некоторое влияние К. Маркса, но марксистом не стал.
Главная установка Ткачева -- на критически мыслящие личности, способные поднять народ на восстание.
Статья "Мужик в салонах современной беллетристики", напечатанная в журнале "Дело" (1879, N
3, 6, 7, 8 и 9) за подписью Н. Никитин, отражает демократические устремления автора, приветствовавшего
новых героев в литературе, народнический интерес к "мужику", развитие в нем сознания готовности на
протест и борьбу.
Текст печатается с сокращениями по изд.: Ткачев П. Н. Избр. литературно-критические статьи.
Ред., вступ. статья и прим. Б. П. Козьмина.М.--Л., "Земля и фабрика", 1928, с. 180--204.
I
Салоны российской беллетристики спокон веку, т. е. с того самого времени, когда начальство
соблаговолило разрешить их открытие, наполнились по преимуществу людьми отборного и благородного
сословия. В первое время люди "подлого происхождения" совсем в них не допускались; даже на "бедных
дворян", не говоря уже о разночинцах, смотрели косо, и, если двери салонов не всегда захлопывались
перед самым их носом, если им иногда и дозволяли садиться рядышком с титулованными раздушенными
и расфранченными призраками, долженствовавшими изображать собой представителей какого-то
фантастического "большого света", то делалось это не столько из снисхождения к ним, сколько для
вящщего посрамления их убожества и для более яркого освещения прелестей и добродетелей
великосветских героев и героинь. Впрочем, наши беллетристические салоны очень недолго могли
сохранять этот призрачно-аристократический вид и характер: чуть только права и возможность
упражняться в писательстве перестали быть исключительной монополией действительных и просто
статских советников, князей и графов и, вообще, людей, умевших соединить служение музам с
достижением высоких рангов, чуть только до "литературных дел" допущено было все вообще
благородное дворянство без исключения титулов, чинов и количества душ, аристократический тон
салонов начал быстро понижаться: великосветские призраки стали куда-то улетучиваться; их место
заняли господа и госпожи, которые ни по своему происхождению, ни по своему общественному
положению не могли иметь никаких аристократических притязаний.
В большинстве случаев это были мелкопоместные дворяне, чиновники невысокого полета,
учителя, люди "вольных профессий" и т. п. Стали попадаться и купцы, и поповичи, и даже мещане;
впустили и мужика, сперва, разумеется, переодетого, в костюме идиллического пастушка, а потом и
запросто: в сером зипуне и лаптях, а то и на босу ногу. Сначала, впрочем, мужика допускали в
беллетристические салоны с тем расчетом, с каким в "оны дни" пускали в них бедных дворян, т. е. для
вящщего посрамления холопа и для возвеличения благородного сословия. Но вскоре к этому мотиву
прибавился и другой: господам помещикам из либералов понадобилось, отчасти в интересах успокоения
своей совести, отчасти в других еще более эгоистических интересах, -- понадобилось публично
рекламировать свои гуманные сентиментально-поэтические чувствия. Смешиваться с завзятыми
крепостниками было как-то неловко, да и не совсем безопасно, а отказаться от крепостнических привычек
и привилегий чересчур накладно и совсем неблагоразумно. Несравненно выгоднее и несравненно
благоразумнее было бы -- оставаться "в пределах власти", самим законом установленной, пользоваться
этой властью с некоторыми сентиментальными всхлипываниями и воздыханиями, например, всыпая
ослушному рабу положенное количество розог, бить себя в грудь, рвать на себе волосы, натирать до слез
глаза и громогласно восклицать: "Ах, как жаль, как жаль!" Ведь подумаешь, тоже человек! Да и какой еще
Стр.1