Федор Сологуб. Червяк
I
Ванда, смуглая и рослая девочка лет двенадцати, вернулась из гимназии
румяная с мороза и веселая. Шумно бегала она по комнатам, задевая и толкая
подруг. Они опасливо унимали ее, но и сами заражались ее веселостью и
бегали за нею. Они, однако, робко останавливались, когда мимо них проходила
Анна Григорьевна Рубоносова, учительница, у которой девочки жили на
квартире. Анна Григорьевна сердито ворчала, хлопотливо перебегая из кухни в
столовую и обратно. Она была недовольна и тем, что обед еще не готов, а
Владимир Иванович, муж Анны Григорьевны, должен сейчас вернуться из
должности, и тем, что Ванда шалила.
- Нет, - досадливо говорила Анна Григорьевна, - последний год держу
вас. И в гимназии-то вы мне надоели до смерти, да и тут с вами возись. Нет,
будет с меня, намаялась.
Зеленоватое лицо Анны Григорьевны принимало злое выражение, желтые
клыки ее выставлялись из-под верхней губы, и она мимоходом больно щипала
Ванду за руку. Ванда ненадолго стихала - девочки боялись Анны Григорьевны,
- но скоро снова комнаты дома Рубоносовых оглашались смехом и гулкой
беготней.
У Рубоносовых был собственный дом, деревянный, одноэтажный, который
они недавно построили и которым очень гордились. Владимир Иваныч служил в
губернском правлении, Анна Григорьевна - в женской гимназии. Детей у них не
было,
и потому,
раздраженный вид.
с костлявыми плечами и большими холодными губами
может быть, Анна Григорьевна часто имела злой и
Она любила щипаться. Ей было кого щипать: Рубоносовы
держали на квартире каждый год несколько гимназисток, из приезжих, и у них
жила сестра Анны Григорьевны, Женя, девочка лет тринадцати, маленькая и
худенькая,
бледно-малинового цвета, похожая на старшую сестру, как молодая лягушка
бывает похожа на старую. Нынче, кроме Жени, у Рубоносовых жили еще четыре
девочки:
Ванда Тамулевич, дочь лесничего в одном из далеких уездов
Лубянской губернии, веселая девочка с большими глазами, втайне тосковавшая
по родине и всегда к концу зимы (она жила у Рубоносовых третий год) заметно
хиревшая от этого, Катя Рамнева, самая старшая и смышленая из девочек,
смешливая, черноглазая Саша Епифанова и ленивая русоволосая красавица Дуня
Хвастуновская, обе лет по тринадцати.
У Ванды была причина веселиться: она сегодня получила "пятерку" по
самому трудному для нее предмету. Ванде всегда трудно и скучно было
приготовлять те уроки, которые надо было брать памятью. Случалось часто,
что во время заучивания неинтересных вещей мысли ее разбегались и мечта
уносила ее в таинственно-тихие, оснеженные леса, где, бывало, несли ее с
отцом легкие санки, где наклонялись
сумрачно-молчаливых елей, где бодрый
над нею толстые от снега ветви
морозный воздух вливался в грудь
такими веселыми, такими острыми струями. Ванда мечтала, часы летели, урок
оставался невыученным, - и утром наскоро прочитывала его Ванда и отвечала,
если спрашивали, кой-как, на "тройку".
Но вчера был удачный вечер: Ванда ни разу не вспомнила далеких лесов
своей родины. Сегодня она ответила урок батюшке слово в слово по книге:
отец законоучитель придерживался старого способа, как его самого обучали
лет сорок назад. Батюшка ее похвалил, назвал "молодец-девка" и поставил ей
пять.
Вот почему теперь Ванда буйно носилась по комнатам, дразнила угрюмого
пса Нерона, который, впрочем, со снисходительной важностью относился к ее
шаловливым выходкам, хохотала и тормошила подруг. От быстрых движений у нее
захватило дыхание, но радость поднимала ее и заставляла бесноваться. С
разбегу Ванда налетела на суетливую служанку Маланью и выбила у нее из рук
тарелку, но ловко подхватила ее на лету.
- О, чтоб тебя, оглашенная! - сердито окрикнула ее Маланья.
-
Ванда,
перестанешь ли шалить! - прикрикнула на нее и Анна
Григорьевна. - Разобьешь еще что-нибудь.
- Не разобью, - весело крикнула Ванда, - я ловкая.
Она завертелась на каблуках, махнула руками, зацепила любимую чашку
Владимира Ивановича, которая стояла на краю обеденного стола, - и замерла
от ужаса: послышался звон разбитого фарфора, беспощадно-ясный и веселый, по
полу покатились разноцветные осколки
разбитой чашки. Ванда стояла над
черепками, прижимая руки к груди; ее черные бойкие глаза от испуга приняли
Стр.1