Во всех залах и горницах огромных палат "великолепного
князя Тавриды" плотная толпа кишит как обеспокоенный муравейник и снует, путается всякий люд, от
сановника в регалиях до скорохода в позументах... <...> Высокие щегольские кареты, новомодные берлины и коляски, старые громоздкие рыдваны,
экипажи всех видов и колеров, голубые, палевые, фиолетовые... снуют у главного подъезда... <...> И движутся разномастные цуги сытых глянцевитых коней, то как уголь черные, то молочнобелые, или ярко-золотистые с пепельными гривами и хвостами, или диковинно-пестрые, пегие на
подбор, так что от масти их в глазах рябит. <...> Цуги коней, будто большие змеи, вьются по двору, ловко и
лихо изворачиваясь в воротах, или у подъезда, или среди экипажей и людей. <...> Гей! -- озорно и визгливо вскрикивает он и все вертится в седле, оглядываясь на свои
постромки и на весь цуг, на дышловых, на толстого кучера с расчесанной бородищей, что расселся важно
на бархатном чехле с золотыми гербами. <...> -- О, это не лев...-- весело восклицает красавица.-- Князь Григорий Александрович! <...> -- Князь может много! -- шепчет тощий, но важный сановник молодому франту, а около них
дворянин из-под города Карачева, разоренный ябедой, смущенно мнет шапку в руках и робко, тайком
прислушивается к их речи и вздыхает... <...> И дворянин из-под Карачева отчаяннее мнет шапку, озираясь на сверкающие кругом мундиры, и
все вздыхает... <...> Снова вышел адъютант и позвал господина Саблукова. <...> -- Господин Саблуков?! -- в третий раз возглашает адъютант, озирая толпу. <...> Неровными шагами двинулся господин Саблуков к дубовым дверям и исчез в кабинете. <...> В день Страшного суда Господня, при трубном гласе архангелов, созывающих мертвых восстать
из гробов и предстать пред лицом Божьим,-- господин Саблуков менее оробеет... <...> А ведь сейчас здесь вот, в кабинете царедворца, решится участь его личная, его жены,
семерых детей, восьмидесятилетней матери, родственников, всех чад и домочадцев, даже его
нахлебников. <...> Слезы ручьем льют из глаз <...>
Ширь_и_мах.pdf
Евгений Салиас
Ширь и мах
(Миллион)
Исторический роман в 2-х частях
Евгений Салиас. Сочинения в двух томах. Том первый
Историческая проза
М., "Художественная литература" 1991
Вступительная статья, составление и комментарииЮ. Беляева
OCR Бычков М. Н.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Широко, гулко, размашисто, будто потоком -- идет вельможная жизнь екатерининского
царедворца.
Таврический дворец шумит, гудит, стучит.
У князя Потемкина прием.
Полдень... Под прямыми лучами майского солнца дворец ослепительно сверкает своей белизной.
Весь двор заставлен десятками всяких экипажей и верховых коней. В чаще сада, на всех дорожках,
мелькают яркоцветные платья и мундиры. Во всех залах и горницах огромных палат "великолепного
князя Тавриды" плотная толпа кишит как обеспокоенный муравейник и снует, путается всякий люд, от
сановника в регалиях до скорохода в позументах... А среди этой толпы кое-где мелькнет, отличаясь от
других, статный кавалергард в серебристых латах, арап длинный и черномазый в пунцовом кафтане;
киргизенок с кошачьей мордочкой, в пестром халате и с бубунчиками на ермолке; пленный нахлебниктурок
в красной феске, шальварах и туфлях; карлы и карлицы в аршин ростом с зеленовато-злыми или
страшно морщинистыми лицами. А между всеми один, сам себе хозяин, никому не раб и не льстец,-ходит,
важно переваливаясь, генеральской походкой громадный белый сенбернар.
На парадной лестнице и в швейцарской стоят десятки камер-лакеев и фурьеров, гайдуки,
берейторы, казачки-скороходы... Мимо них проходят, прибывая и уезжая, сановники и вельможи с
ливрейными лакеями и гвардейские штаб-офицеры с денщиками, гонцы и курьеры из дворца.
И все это блестит, сияет, искрится точно алмазами.
Будто ярко-золотая волна морская бьется о стены Таврического дворца, то напирая с улиц под
колоннаду подъезда, то вновь отливая обратно с двора...
Высокие щегольские кареты, новомодные берлины и коляски, старые громоздкие рыдваны,
экипажи всех видов и колеров, голубые, палевые, фиолетовые... снуют у главного подъезда... Лакеи и
гайдуки швыряются, подсаживая и высаживая господ, и лихо хлопают дверцами, с треском
расшвыривают длинные, раздвижные в шесть ступеней одножки, по которым господа чинно шагают,
качаясь как на качелях...
-- Подавай! Пошел!-- то и дело зычно раздается по двору.
И движутся разномастные цуги сытых глянцевитых коней, то как уголь черные, то молочнобелые,
или ярко-золотистые с пепельными гривами и хвостами, или диковинно-пестрые, пегие на
подбор, так что от масти их в глазах рябит. Цуги коней, будто большие змеи, вьются по двору, ловко и
лихо изворачиваясь в воротах, или у подъезда, или среди экипажей и людей. Искусник-форейтор из
малорослых парней, а чаще шустрый двенадцатилетний мальчуган бойко ведет свою передовую
выносную пару коней -- подседельного и подручного.
-- Поди! Гей! -- озорно и визгливо вскрикивает он и все вертится в седле, оглядываясь на свои
постромки и на весь цуг, на дышловых, на толстого кучера с расчесанной бородищей, что расселся важно
на бархатном чехле с золотыми гербами.
Стр.1