РУССКАЯ ДУША
Этюд
I
Профессор московского университета, Андрей Христофорович Вышнеградский, на третий год
войны получил письмо от своих двух братьев из деревни -- Николая и Авенира, которые просили его
приехать к ним на лето, навестить их и самому отдохнуть.
"Ты уж там закис небось в столице, свое родное позабыл, а здесь, брат, жива еще русская душа",-писал
Николай.
Андрей Христофорович подумал и, зайдя на телеграф, послал брату Николаю телеграмму, а на
другой день выехал в деревню.
Напряженную жизнь Москвы сменили простор и тишина полей.
Андрей Христофорович смотрел в окно вагона и следил, как вздувались и опадали бегущие мимо
распаханные холмы, проносились чинимые мосты с разбросанными под откос шпалами.
Время точно остановилось, затерялось и заснуло в этих ровных полях. Поезда стояли на каждом
полустанке бесконечно долго,-- зачем, почему,-- никто не знал.
-- Что так долго стоим? -- спросил один раз Андрей Христофорович.--Ждем, что ли, кого?
-- Нет, никого не ждем,-- сказал важный обер-кондуктор и прибавил: -- нам ждать некого.
На пересадках сидели целыми часами, и никто не знал, когда придет поезд. Один раз подошел
какой-то человек, написал мелом на доске: "Поезд N 3 опаздывает на 1 час 30 минут". Все подходили и
читали. Но прошло целых пять часов, никакого поезда не было.
-- Не угадали,-- сказал какой-то старичок в чуйке.
Когда кто-нибудь поднимался и шел с чемоданом к двери, тогда вдруг вскакивали и все
наперебой бросались к двери, давили друг друга, лезли по головам.
-- Идет, идет!
-- Да куда вы с узлом-то лезете?
-- Поезд идет!
-- Ничего не идет: один, может, за своим делом поднялся, все и шарахнули.
-- Так чего ж он поднимается! Вот окаянный, посмотри, пожалуйста, перебаламутил как всех.
А когда профессор приехал на станцию, оказалось, что лошади не высланы.
-- Что же я теперь буду делать? -- сказал профессор носильщику. Ему стало обидно. Не видел он
братьев лет 15, и сами же они звали его и все-таки остались верны себе: или опоздали с лошадьми, или
перепутали числа.
-- Да вы не беспокойтесь,-- сказал носильщик, юркий мужичок с бляхой на фартуке,-- на
постоялом дворе у нас вам каких угодно лошадей предоставят. У нас на этот счет... Одно слово!..
-- Ну, веди на постоялый двор, только не пачкай так чемоданы, пожалуйста.
-- Будьте покойны...-- мужичок махнул рукой по чехлам, перекинул чемоданы на спину и исчез в
темноте. Только слышался его голос где-то впереди:
-- По стеночке, по стеночке, господин, пробирайтесь, а то тут сбоку лужа, а направо колодезь.
Профессор, как стал, так и покатился куда-то с первого шага.
-- Не потрафили...-- сказал мужичок.-- Правда, что маленько грязновато. Ну, да у нас скоро
сохнет.Живем мы тут хорошо: тут прямо тебе площадь широкая, налево -- церковь, направо -- попы.
-- Да где ты? Куда здесь идти?
-- На меня потрафляйте, на меня, а то тут сейчас ямы извезочные пойдут. На прошлой неделе
землемер один чубурахнул, насилу вытащили.
Профессор шел, каждую минуту ожидая, что с ним будет то же, что с землемером.
А мужичок все говорил и говорил без конца:
-- Площадь у нас хорошая. И номера хорошие, Селезневские. И народ хороший, помнящий.
И все у него было хорошее: и жизнь и народ.
-- Надо, видно, стучать,-- сказал мужичок, остановившись около какой-то стены. Он свалил
чемоданы прямо в грязь и стал кирпичом колотить в калитку.
-- Ты бы потише, что ж ты лупишь так?
-- Не беспокойтесь. Иным манером их и не разбудишь. Народ крепкий. Что вы там, ай очумели
Стр.1