Андрей Белый
РАЧИНСКИЙ
Кобылинский, Батюшков, Метнер - не старшие; первым из старших внезапно
и бурно примкнул к нам Григорий Алексеевич Рачинский, заведясь сразу же на
всех тропах; каким вбежал, таким и дымил.
О Рачинском стал слышать с 901 года; а в 902 он уж вот - в дымках
рядом; не помню, когда стал бывать у него и когда стал врываться ко мне он:
журить, покровительствовать180.
Он - строитель моста к нам: из стана "старцев"; трубач, стягоносец и
бард, он приходит - со стягом враждебного лагеря, с длинной трубою: трубить,
веять стягом; отвеявши и оттрубив, трубит, веет "старцам", среди Трубецких и
Огневых впервые поднялся глухой, защищающий меня голос; у нас он твердил:
надо-де понимать и Лопатина; "им" он меня разъяснял; мне развертывал взгляды
о Логосе: по Трубецкому; в прекрасном усилии сделать понятными нас,
молодежь, старикам, он "их" обегал с Белым, с Блоком в руках; а нас обегал
он с Новалисом, с Гете и с Пушкиным.
Г. А. Рачинский - двоюродный брат С. А. Рачинского, профессора
ботаники, ставшего сельским учителем
в селе Татеве,
корреспондента
Толстого181 и - скольких; художник Богданов-Вельский изобразил его в рое
мальчат. С юных лет эрудит, вытвердивший наизусть мировую поэзию,
перелиставший философов, всяких Гарнаков, Г. А. - энциклопедия по истории
христианства, поражавшая нас отсутствием церковного привкуса; нам казалось,
то, что именует он мировоззрением, - энциклопедия, а что считает досугом -
канон его.
Жил он - в центре182, в крошечной квартирушке, набитой книгами и
украшенной, как бомбоньерочка, вышивками из Абрамцева; скучающе поднимался
на верхний этаж: отбыть службу, о которой он не любил говорить, живя связями
с рядом ученых обществ; казалось странным, что яркий эрудит - не профессор;
отбывал служебную повинность ради хлеба, освобождал себя от повинности:
подпирать устои; в рое профессоров Г. А. Рачинский мелькал яркостью
стремлений и жестов с подергом, являя контраст с седоватой бородкой, с
профессорскими золотыми очками.
Жена - рожденная Мамонтова;183 Г. А. плавал в стихии искусств: старик
Поленов, собиратель картин Остроухов, Серов - друзья дома Рачинских: Г. А.
был культурою
"Мира искусства" - до "Мира искусства", вынашивая платонически лозунги
Абрамцева: с Якунчиковой, Серовым, Коровиным, Врубелем, но и великолепно
разбираясь в классиках-итальянцах; поклонник Баха, Генделя, Глюка, понимал
Скрябина, восторгался музыкой Метнера и д'Альгеймами.
Ходил по Москве парадоксом; староколенный москвич с "традициями"
сороковых годов, рукоплескал всему смелому, уныривая из быта, с которым
видимость створяла его; чтимый профессорами, им зашибал носы озорным духом.
То, чем пленял нас, его умаляло в быту, где исконно вращался он; котировали
его остроумцем; он импонировал фонтанами текстов: на всех языках.
Не ценили способности тонко вникать, понимать, а ценили - личину его,
эрудицию, которая в нас вызывала протест, когда он наш жест, рвущий с
компромиссами, утоплял в цитатах. Но архаичность Рачинского эквивалентна
дерзости его приятия нас.
Э. К. Метнер явил подвиг бунта - из одиночества; а Рачинский являл
давний надлом: перебой холерических взрывов и меланхолической мрачности;
бунт его - по кривой рикошета; "служба", как фига: Янжулу; если последний -
"талант", то Г. А. - "Гений" в сравнении с Янжулами.
Когда я или Эллис устраивали передряги, то он являлся журить; а по
блеску очков было видно: доволен; недаром подчас, хватая за фалду Л. Л.
Кобылинского, имел вид седого "Левы"; тот выдвигал "покой" желтого дома;
этот жундел о "небесном покое", а строил Гоморры, скрываяся к "архиерею";
знали, что "архиерей" - погребок; и знали: Г. А. - устал, заработался.
А. С. Петровский его отвозил в санаторий: под Ригу.
Скучая в укладах, устраивал "кубари"; влек его Эллис, которого он
честил; раз под речью П. д'Альгейма о музыке Гретри к мертвой лысине Эллиса
он приложил воспаленное свое чело:
- "Тоска, - клубом дыма из рта: паф! - Тоска Кобылинского, Левки, с
тоской - паф! - Рачинского, Гришки, сливаются - паф! - в мировую тоску".
"Седой Гриша" - его под шумок называл Кобылинский. Запой слов - из
рыдающего трепетания, что он в лапах косматого быта; и мы понимали тоску
этого порой обнаженного Ноя.
Рачинский, став другом, еще был немного отцом благодетелем: каждого из
нашего кружка; помнится, как, положивши свою воспаленную руку ко мне на
Стр.1