Д. И. Писарев
Пушкин и Белинский. Глава вторая. Лирика Пушкина
Д. И. Писарев. Пушкин и Белинский.
Москва--Петроград, Государственное издательство, 1923
OCR Бычков М.Н.
I.
Слишком двадцать лет тому назад, именно в 1844 году, была напечатана в "Отечественных
Записках" пятая статья Белинского о Пушкине. Вот оглавление этой статьи: "Взгляд на русскую критику.-
Понятие о современней критике.-- Исследование пафоса поэта, как первая задача критики.-- Пафос
поэзии Пушкина вообще.-- Разбор лирических произведений Пушкина".-- В этой статье Белинского
встречаются более или менее определенные намеки на все те идеи, которыми живет наша теперешняя
реальная критика. В этой же самой статье Белинский предается самым необузданным эстетическим
восторгам. Читая внимательно эту статью, мы видим, как эстетик борется в Белинском с общественным
деятелем, и предчувствуем, что победа непременно должна склониться на сторону последнего. Чтобы
доказать читающей публике кровное родство реальной критики с Белинским, я приведу из этой статьи,
напечатанной двадцать лет тому назад, несколько обширных выписок.
"Гёте где-то сказал: "какого читателя желаю я?-- Такого, который бы меня, себя и целый мир
забыл и жил бы только в книге моей". Некоторые немецкие аристархи оперлись на это выражение
великого поэта, как на основной краеугольный камень эстетической критики. И однако ж
односторонность гётевой мысли очевидна. Подобное требование очень выгодно для всякого поэта, не
только великого, но и маленького; приняв его на веру и безусловно, критика только и делала бы, что
кланялась в пояс то тому, то другому поэту, ибо так как все имеет свою причину и основание -- даже
эгоизм, дурное направление, самое невежество поэта, то, если критик будет смотреть на произведение
поэта без всякого отношения к его личности, забыв о самом себе и целом мире,-- естественно, что
творения этого поэта, будь они только ознаменованы большей или меньшей степенью таланта, явятся
непогрешительными и достойными безусловной похвалы".
Из приведенных слов читатель видит, что у Гёте была губа не дура и что он придумал очень
верное средство затушевать слабые стороны своей поэтической деятельности. Чистые эстетики приняли
искусную выдумку Гёте за святую истину, но Белинский оказался гораздо проницательнее немецких
аристархов и таким образом внес в критику элемент, совершенно враждебный эстетике. В словах
Белинского мы видим ясное выражение той идеи, что поэтический талант один сам по себе еще не дает
поэту права пользоваться уважением и сочувствием современников и потомства. Белинский относится
очень сурово к невежеству поэта, к дурному направлению и к эгоизму. Слово эгоизм, конечно,
употреблено неправильно; но так как этим словом Белинский, очевидно, хочет обозначить узкость ума и
мелкость чувства, то с его идеей мы можем совершенно согласиться. Если, таким образом, критика, по
мнению Белинского, должна непременно требовать от поэта широкого умственного развития, хорошего,
то-есть честного направления и разумной любви к человечеству, то, очевидно, критика Добролюбова и
теперешняя критика "Русского Слова" по своему основному принципу совершенно соответствуют
стремлениям Белинского. Критика Белинского, критика Добролюбова и критика "Русского Слова"
оказываются развитием одной и той же идеи, которая с каждым годом более и более очищается от всяких
посторонних примесей.
"При немецкой апатической терпимости ко всему, что бывает и делается на белом свете,-продолжает
Белинский,-- при немецкой безличной универсальности, которая, признавая все, сама не
может сделаться ничем, мысль, высказанная Гёте, поставляет искусство целью самому себе и через это
самое освобождает его от всякого соотношения с жизнью, которая всегда выше искусства, потому что
искусство есть только одно из бесчисленных проявлений жизни".
Как вам это нравится, господа читатели? Уже в 1844 г. была провозглашена в русской
журналистике та великая идея, что искусство не должно быть целью самому себе и что жизнь выше
искусства. А слишком двадцать лет спустя, тот самый журнал, который бросил русскому обществу эти
Стр.1