Д. И. Писарев
Погибшие и погибающие
I.
Сравнительный метод одинаково полезен и необходим как в анатомии
отдельного человека, так и в социальной науке, которую можно назвать
анатомией общества.
В анатомии человека сравнительный метод может прикладываться к делу или
так, что сравниваются между собою одинаковые органы различных животных, или
же так, что для сравнений берутся различные органы одного и того же
животного. В анатомии общества уместны и употребительны оба видоизменения
сравнительного метода. Можно сравнивать между собою соответственные
учреждения различных обществ, например, суды Франции с судами Англии,
Пруссии, России и так далее; и можно сопоставлять и рассматривать в связи
между собою различные учреждения одного и того же общественного организма,
например, французскую армию и французские финансы, прусскую палату депутатов
и прусское чиновничество, английское землевладение и английские workhouses
(рабочие дома для нищих).
В этой статье я намерен представить читателю сравнительно-анатомический
этюд, произведенный по этому второму способу. Я намерен сопоставить русскую
школу с русским острогом. Результаты получаются неожиданные и довольно
поучительные. Берусь же я именно за эту задачу собственно потому, что мы
имеем в нашей новейшей литературе два замечательных сочинения: "Очерки
бурсы" Помяловского и "Записки из мертвого дома" Достоевского, - два
сочинения, из которых можно почерпнуть самые достоверные и самые любопытные
сведения о русской школе и о русском остроге сороковых и пятидесятых годов.
Читателям покажется, быть может, что, называя бурсу русской школой, я
придаю бурсе слишком обширное значение. Читатели скажут, что гимназии,
корпуса, лицеи, университеты и академии непременно должны быть признаны
русскими школами, что бурсы составляют самую последнюю категорию русских
школ и что, следовательно, употребляя общее выражение русская школа, надо
брать не низший сорт, а средний вывод, который, разумеется, должен оказаться
значительно лучше этого низшего сорта. Это правда. Надо брать средний вывод.
Но тут есть одно маленькое затруднение: тот средний вывод, на который
указывает возражение читателей, изображает собою совсем не русскую школу, а
только школу русского привилегированного меньшинства. Настоящий средний
вывод, настоящая русская школа остаются неизвестными по той простой причине,
что несоразмерно громадное большинство русского народа обходится до сих пор
совсем без школ. Если же мы во что бы то ни стало непременно желаем
составить себе приблизительное понятие о том, чем могла бы быть русская
школа, школа открытая и доступная для большинства, то мы должны удариться в
область предположений. Хорошо, ударимся. Положим, что при сохранении всех
существующих условий нашей общественной жизни в каждой русской деревне
открыто по крайней мере по одному училищу. В каком же роде будут эти
училища? Чему они будут обучать своих воспитанников? Отвечать на этот вопрос
не трудно, если мы только желаем оставаться в границах правдоподобного.
Самые пылкие просветители не только у нас, но даже и за границей, в самых
пылких своих мечтаниях осмеливаются доходить только до того требования,
чтобы все их соотечественники и соотечественницы умели читать, писать и
считать. Дальше этого нейдут покуда ни
их желания, ни их надежды. При
настоящих условиях дальше идти действительно невозможно, потому что не на
что: денег не хватит. Итак, в деревенских училищах будут читать, писать и
считать.
В бурсе этим не ограничиваются; стало быть, уровень преподавания
немедленно понижается, как только школа начинает делаться доступной для
большинства. Такое же точно понижение допускается и в личном составе
учителей; в бурсе учительствуют кандидаты и магистры духовных академий или
по меньшей мере люди, окончившие курс в семинарии; в деревенских училищах
будут господствовать волостные писаря, бессрочно-отпускные солдаты, пономари
и вообще такие люди, для которых буква ять составляет вечный камень
преткновения, а деление простых чисел - крайнюю границу человеческой
премудрости. Чем невежественнее преподаватель, тем менее имеет он средств
сделать учение привлекательным для учеников; а чем скучнее и несноснее
учение, тем сильнее должен быть педагогический террор,
разумеется, только боль и страх могут сколько-нибудь противодействовать тому
естественному отвращению, которое внушают отрокам и юношам бессмысленные
потому что,
Стр.1